Керз отшатнулся, плюясь кровью. Не давая ему времени прийти в себя, Вулкан перехватил его за талию и повалил на спину. От яростного удара голова Керза дернулась вбок, а щеку рассекло. Он смеялся сквозь окровавленные зубы. Вулкан опять ударил его, сместив челюсть. Керз только громче рассмеялся, но слегка закашлялся, когда ему начали ломать трахею. Вулкан сжимал руки, сильные, как железо, руки кузнеца, вокруг горла брата.

— Я знал, что ты такой же, — прошипел Керз, все еще пытаясь смеяться. — Убийца. Все мы убийцы, Вулкан.

Вулкан убрал руки. Он сел, не слезая с Керза, и тяжело вздохнул, прогоняя безумие. Он убил бы Керза, если б не остановился. Он убил бы собственного брата.

Вулкан поднялся, еще покачиваясь, и переступил через неподвижно лежащего Керза.

— Держись от меня подальше, — предупредил он, задыхаясь, и побрел к ждущему его кораблю.

Керз остался лежать, но повернул голову, следя за уходящим Вулканом, — зная, что на этом все не закончится.

Я понимал, что мне не выбраться. Подозревал с того момента, как вступил в Железный лабиринт. Он был испытанием, которое я не мог преодолеть, загадкой, которую не мог разгадать. Это место казалось бесконечным и обладало фиренцийской сложностью, ведь его создал разум, равный моему.

Нет, не совсем так. Мой разум был ослаблен, а потому ориентироваться в безликих медно-железных коридорах, разбегавшихся передо мной, я оказался неспособен.

Стоя на сотом перекрестке после того, как каждый из коридоров, выбранных на девяноста девяти предыдущих, уводил меня все глубже в лабиринт и в то же время все дальше от моей цели, я задумался, что же Керз предложил моему брату в обмен на этот подарок.

Возможно, Пертурабо ненавидел меня так же сильно, как остальных, и просто решил, что не имеет значения, какому брату причинять боль? Возможно, он был зол на меня за то, что я пережил его великолепную бомбардировку на Исстване-V и отказался погибнуть под его танками? В любом случае, он создал это место с одной целью: чтобы вошедший в него никогда не выбрался. Вполне в его духе, полагаю, было представлять, как я вечно брожу по эти коридорам, хотя, конечно, он не мог знать о моем бессмертии. Я знал, впрочем, что Керз захочет более скорой развязки. Он не отличался ни терпением, ни самообладанием. Показав молот, он дал мне надежду. Подозреваю, он рассчитывал, что эта надежда еще быстрее сведет меня с ума. Он не знал, что на самом деле предоставил мне реальный способ сбежать из его тюрьмы.

Решив, что выбор не имеет значения, если я знаю, где центр лабиринта, я выбрал левое ответвление и двинулся дальше.

Здесь, в отличие от прошлых испытаний, устроенных заботливыми когтистыми руками моего брата, не было ни ловушек, ни врагов, ни каких-либо преград. Я рассудил, что сам лабиринт был ловушкой — более того, ловушкой идеальной, построенной великим мастером капканов. И вновь я почувствовал вблизи пульсацию бездны, ее черноту и красноту, ее хищные зубы, готовые сомкнуться вокруг меня. Она взывала к звериной части моей натуры — к монстру, о котором говорил Керз.

Я прогнал это ощущение. Где-то в этом проклятом месте меня ждали мои сыновья. Я должен был найти их — и я надеялся, что найду их не среди многочисленных тел, встречавшихся по пути. От большинства остались одни скелеты, но часть еще покрывала иссохшая плоть. Они были подопытными крысами Керза, несчастными жертвами, пытавшимися одолеть лабиринт до меня. Все они погибли, цепляясь за надежду, борясь с отчаянием, сойдя с ума.

Думаю, именно такого конца хотел для меня Керз: чтобы я исчах, отчаялся и сдался, став игрушкой, над которой можно будет насмехаться и издеваться, когда выносить собственное ненавистное сознание станет невозможно.