С каждым шагом я чувствовал себя все увереннее, голова перестала кружиться, звездочки перед глазами тоже исчезли. Я открыл дверь черного хода, прошел через кухню, пересек холл и вышел на крыльцо. Туба терпеливо дожидалась моего возвращения. Увидев мою верную спутницу, я почти обрадовался. Дождь заливал мне лицо, дождевые струйки бежали по стеклам очков, я стоял на крыльце, смотрел на дождь и пытался заставить себя отправиться в обратный путь, в пустой дом на Деннистон-стрит. Я просунул голову в дверь и окинул взглядом прихожую, надеясь обнаружить забытый гостями зонтик или еще что-нибудь, чем можно прикрыть голову. Ничего подходящего я не нашел. Я сделал глубокий вдох, взялся обеими руками за тубу, взвалил ее на голову, сбежал по ступенькам и пошел домой. Туба была слишком тяжелой, чтобы долго тащить ее на голове. Вскоре я сдался, подхватил ее под мышку, и мы пошли дальше, не обращая внимания на дождь. Джинсы намокли и прилипли к ногам, вода в ботинках громко хлюпала, дождь плескался в карманах моего вельветового пиджака. В конце концов я опустил тубу на землю, уселся на нее и, словно человек, цепляющийся за пустую деревянную бочку, стал ждать, когда нахлынувший поток смоет меня и унесет в открытое море.

Наводнение — замечательный финал. Именно этой сценой я когда-то планировал завершить «Вундеркиндов». В один дождливый апрельский день, после снежной и холодной зимы, река Мискаханок выходит из берегов и полностью смывает городок Вандебург, штат Пенсильвания. Я всегда ясно видел последний эпизод: маленькая девочка и горбатая старуха сидят на корме старой рыбачьей лодки; отталкиваясь шестом, они медленно проплывают через просторный холл дома Вандеров. Ребенок и старуха — все, что осталось от клана Вандеров, они выплывают из дверей дома, бурный поток подхватывает их утлую лодчонку, кружит в водовороте и вместе с мусором и обломками мебели уносит в неизвестность. Всякий раз, когда я представлял эту картину, у меня на глаза наворачивались слезы. Я машинально похлопал себя по карманам в поисках карандаша и записной книжки. В боковом кармане я нащупал какой-то комок слипшейся бумаги. Это были мои «Вундеркинды», семь раскисших от дождя страниц. Я осторожно развернул смятые страница, положил их на колено и старательно разгладил каждый уголок.

— Ну, — обратился я к тубе, — как ты отнесешься к тому, что мы прямо сейчас допишем финал нашего романа?

Я сложил из «Вундеркиндов» хлипкий, пропитанный водой бумажный кораблик. Полюбовавшись на него, я опустил мое утлое суденышко в водосточную канаву. Я смотрел вслед удаляющемуся кораблику: поток подхватил его, завертел и понес вдоль тротуара, вниз по улице навстречу полноводной Мононгахиле и дальше, на просторы Атлантического океана. Итак, предсказание старой ведьмы, записанное в моем плане, который я составил одним ясным апрельским утром семь лет назад, сбылось: взбесившаяся река смыла городок Вандебург, и дом Вандеров, и все, что осталось от самих Вандеров. Я встал, потянулся и расправил плечи. Я больше не чувствовал головокружения, оно, словно электрический ток, побежало по венам и артериям и заполнило каждую клеточку моего тела. У меня закружились руки и завертелись ноги, мое сердце превратилось в воздушный шар и, оторвавшись от земли, взмыло к ночному небу. Я не был счастлив. Я слишком многое отдал моей книге, слишком много сил потратил на то, чтобы написать миллионы слов и составить из них десятки тысяч изящных фраз, семь лет жизни — слишком большой срок, чтобы расстаться с ними без сожаления. И все же я чувствовал удивительную легкость, словно мое тяжелое тело сорвалось с орбиты и отправилось в свободный полет, я гигантскими скачками мчался по улицам Пойнт-Бриз, преодолевая сразу по девять с половиной футов, если бы не туба, я бы давно улетел вслед за моим сердцем, она одна удерживала меня на земле.