Как можно было влюбиться так быстро и так безрассудно в человека, которого она едва знала? Ей всегда казалось, что если она полюбит какого-то мужчину, это будет состоявшийся профессионал, спокойный и обходительный, а также разделяющий ее интересы. Бывший морской пехотинец, бесчувственный и неспособный верить другим, никак не вписывался в этот портрет. Огромный, атлетического сложения мужчина, чьи ласки повергали ее в жар и дрожь, заставляя терять контроль над собой, тоже никоим образом не соответствовал ее представлениям.

Услышав тихий стук в дверь, Вероника ожила и распрямилась.

— Да? — произнесла она, презирая себя за эту внезапную надежду.

— Тетя Ронни? — отозвалась за дверью Лиззи. — Можно мне войти?

Вероника понурила плечи.

— Да, конечно, — сказала она. Не желая, чтобы племянница заподозрила у своей опекунши эмоциональный срыв, Вероника собралась и выдавила из себя притворную улыбку.

Дверь отворилась, и в комнату просунулась голова Лиззи.

— Можно мне до ужина посмотреть телевизор? Я уже приготовила уроки.

Вероника кивнула:

— Конечно. Но сначала зайди на минутку.

Ее племянница вошла, но затем бросила на нее настороженный взгляд.

— Тетя Ронни, у вас какой-то… странный вид. Что-нибудь случилось?

Вероника молча кивнула, чтобы голосом не выдать себя, и похлопала по кровати, дожидаясь, пока девочка сядет рядом с ней.

— Послушай, дорогая. Тебе не хочется уезжать отсюда, я знаю. Но мы должны будем покинуть этот дом.

— Нет! — Лиззи напряглась и попыталась встать, но Вероника схватила ее за руку и свободной рукой погладила по волосам, ощущая их приятное тепло и шелковистость.

— Я знаю, ты беспокоишься, что твой папа не сможет тебя найти. Но твой дядя… гм… дядя Джеймс… — Вероника запнулась, когда острая боль пронзила ей сердце. — Дядя Джеймс останется здесь и даст знать твоему папе, где ты находишься. Но даже если бы его не было в городе, — сказала она более строгим голосом, — твоему папе известно, где я живу.

Ребенку незачем было знать, что Эдди лучше не следовало бы показываться на пороге ее дома без индульгенции в кармане.

— Но…

— Мне очень жаль, дорогая, — продолжала Вероника. — Конечно, тебе будет трудно начинать занятия в новой школе с середины четверти. Но вся моя работа рухнет, если не уделять ей какое-то внимание.

— Принести на стол корм для моего замечательного маленького цветочка, — уныло сказала Лиззи.

— Что? — Так обычно говорил мой папа, когда я не хотела, чтобы он уезжат в командировку. — Лиззи понизила голос. — Он говорил: «Так нужно, моя сладкая. Я должен приносить на стол подпитку для моего замечательного маленького цветочка». — Лицо ее внезапно просветлело. — Может быть, дядя Куп сможет поехать с нами?

У Вероники засаднило в горле, словно она проглотила толченое стекло.

— Нет, ему нужно побыть здесь, присматривать за «Тонком», пока он не будет продан. Но ты сможешь приезжать сюда и оставаться с ним на уик-энд, если захочешь. — Вероника снова заставила себя улыбнуться, надеясь только, чтобы это не выглядело так же фальшиво, как ее чувства. — Разве это будет не мило? — Ее сердце было готово разорваться на куски, когда маленькие плечики Лиззи поникли в безнадежности.

— Наверное, — мрачно сказала она.

Однако он продолжал стоять в темноте коридора, прижимая руку к холодному дереву, будто так он мог ощутить биение теплого сердца Ронни по другую сторону двери.