Куп едва мог скрыть свое отвращение, взглянув на упомянутую вещь. Но когда он перевел взгляд обратно на Веронику, губы его растянулись в кривой ухмылке.

— Вы очень добры. Но я не смею даже думать о том, чтобы лишить вас такой редкой драгоценности. — Он поднял бровь. — И потом это не бык.

Вероника засмеялась, совершенно искренне. Но потом взгляд ее упал на фото, которое она подобрала, чтобы положить в коробку. В мозгу пронеслась тысяча воспоминаний, и второй раз за этот день она ощутила нехватку воздуха. Куп наблюдал, как ее лицо, только что светившееся юмором, внезапно погасло. Хотел бы он знать, что случилось. Но он тут же сказал себе, что не хочет ничего знать. Черт побери, ему вовсе не улыбалось вновь очутиться втянутым в ее орбиту. Однако дело всегда заканчивалось этим, когда он оказывался поблизости от этой женщины. Вероника Дэвис притягивала его словно магнит. Умный мужчина в таком случае должен был повернуться и немедленно уйти прочь. Но вместо этого Куп наклонил голову, чтобы взглянуть на фотографию, которую Вероника держала в руке.

— Это ваш отец?

— Да. — Вероника удрученно погладила большим пальцем снимок, запечатлевший темноволосого смеющегося мужчину. — Он умер два года назад.

— О, мне очень жаль, — сказал Куп. — Терять родителей всегда тяжело. Мой отец умер, когда мне было пятнадцать, а матери — около сорока. — Он хотел прогнать печаль с лица Вероники. Поэтому, чтобы отвлечь ее, он показал пальцем на женщину в кадре на заднем плане. На фотографии у нее был очень изнуренный вид. — А это кто? Прежняя официантка?

— О Боже! Почти. — Вероника издала нервный смешок. — Это моя мать.

— О, извините. Я просто подумал, что…

— То же, что подумал бы любой другой, — сухо сказала Вероника. — Так что не волнуйтесь по этому поводу. — В голосе у нее звучало своего рода презрение. Но когда она посмотрела на фото в рамке, брови ее сдвинулись над тонкой переносицей, и весь ее вид, казалось, выражал сплошное страдание. — Мама своей работой свела себя в могилу раньше времени, а папа это допустил. Нет — хуже, он это поощрял. Он считал, что долг женщины — делать все, чтобы ее мужу жилось легче. Папа, естественно, принимал клиентов и занимался напитками, а мама протирала пальцы до кости, едва успевая справляться со всем остальным. — Вероника втиснула рамку с фотографией в крошечное пространство в углу коробки, которую еще раньше поставила на диван, и просто смотрела на переполненный контейнер.

Пока она стояла так несколько секунд, наклонив голову, Куп был вынужден засунуть руки в карманы брюк, чтобы преодолеть искушение притронуться к ее обнаженной шее.

— И вас, конечно, возмущало его поведение? — сказал он слегка запальчиво. — В какой-то степени. Но главным образом меня приводило в негодование, что мама это позволяет. За все те годы она могла занять твердую позицию, но никогда этого не делала. — Вероника пожала плечами. — Я только знаю, — сказала она, повернувшись к Купу, — что со мной этого никогда не будет. Я не собираюсь подставлять хребет мужчине. Если я когда-нибудь полюблю, то такого человека, который не станет взваливать на меня свою ношу, а будет видеть во мне равного партнера.