Лиз:

Так-так. Мы опять о сексе. Мы говорим о сексе. Мы спрашиваем о сексе. Мы требуем секса. Жуть. Как это все забавно! Не знаю, как вы, а я бы скорее предпочла поверить, что мужчина слишком напуган, слишком измотан, слишком набожен, слишком зол, слишком толст, слишком болен, слишком влюблен в свою бывшую подружку, слишком чувствителен, слишком обгорел на солнце, слишком любит свою мать, слишком одержим мыслями об убийстве, слишком… Да все, что угодно, лучше, чем выяснить, что он не находит меня привлекательной. Или что он не хочет заниматься со мной сексом. Ведь это будет означать, что нас связывают некие отношения, но при этом я в действительности ему не нравлюсь. Особенно сбивает с толку то, что мы говорим о сексе (возмутительно!) вперемешку с нашими чувствами (убийственно!) и внутренними страхами (сущий кошмар!). А люди, которые вместе уже много лет, всегда говорят, что с годами секс так и так теряет свою прелесть и исчезает из их жизни. Тогда какая разница, исчезнет ли он немного раньше, чем я того хотела? Разве не более важно то, что нам хорошо вместе, что он замечательный человек и скорее всего станет идеальным отцом?

Так как с точки зрения психологии это невероятно сложная проблема и одни мысли о ней приводят меня в ужас, то я подумала, что в принципе могла бы согласиться на отношения с мужчиной, которому нравится просто спать со мной в одной постели, или с молодым человеком, которого не интересует секс как таковой. Главное, что ему со мной интересно. Наверное, я смогла бы каждый день засыпать рядом с парнем, который больше не хочет заниматься со мной сексом, и никогда не упрекнула бы его. Или встречаться с парнем, который вроде бы хочет быть моим бойфрендом, но не имеет ни малейшего желания посмотреть, как я выгляжу без одежды. Наверное, я даже смогла бы жить долго и счастливо в браке с человеком, похожим скорее на лучшего друга, чем на супруга.

Наверное, смогла бы. Если бы мне не мозолили глаза чертовы счастливые парочки, которые я знаю.

Я имею в виду не тех людей, которые ходят по улице, держась за руки, и демонстративно пристают друг к другу. Никто не знает, как они ведут себя дома. Я говорю о своих друзьях, о тех, кого хорошо знаю. Им удается совмещать работу, успешную карьеру, общение с близкими людьми и даже воспитание детей, сохраняя при этом здоровые отношения, в которых есть место и для секса, и для любви. Я бы легко согласилась на меньшее, если бы принадлежала к тем, кто при виде подобных счастливых пар просто говорит: «Ну и что хорошего в таких отношениях?» Но я к ним не принадлежу. Я принадлежу к тем, кто смотрит на эти счастливые семьи и заключает: «Черт побери! Это именно то, что мне нужно». И это самое ужасное. Это означает, что мне нужно превратиться в такую девушку, которая донимает мужчин унизительными вопросами и, хуже того, может запросто бросить самого классного парня, если он отказывается заниматься сексом вообще или удовлетворяет ее недостаточно часто. Но мне ничего не остается, как признаться вам, что я страдаю от тяжелого недуга: я верю в то, что однажды встречу человека, который будет любить меня духовно и страстно желать как женщину. А еще я верю, что, когда наша страсть пойдет на убыль, мы оба сделаем все возможное, чтобы не разучиться получать удовольствие от занятий любовью. Если вы тоже страдаете от этого недуга, то отберите подушку у господина Сони и отправьте его восвояси вместе с его любимым молоком и печеньем. Вы заслуживаете большего, чем мирный храп, доносящийся с его половины кровати.

Грег

Не спрашивайте, откуда я это знаю, я все равно вам не скажу. Но уверяю вас, что мои родители (а им обоим уже за семьдесят), пережив воспитание детей, болезни, собственное старение, нервную работу и кучу бытовых неурядиц (читайте: жизнь), до сих пор занимаются сексом.