— Разумеется, это одно из условий передачи им артефакта.

— Боюсь, им одного артефакта, без Николь, будет недостаточно, — возразил Шарль.

— Николь мы передавать не будем, — неожиданно заявил Франциск. — И ни одного артефакта из этих. Достаточно того, что нужный не достался Совету. Бариль уже этому порадуется. Не в его положении привередничать.

— Боюсь, для инора Бариля это недостаточный повод для радости. Он захочет полностью обезопасить правление… Филиппа Третьего, даже если для этого придется уничтожить всех, причастных к тайне.

— Мы им передадим другой артефакт, — почти пропел в ответ Франциск. — Робер как раз над ним работает. Обезопасим и их, и нас, не волнуйся, мажонок. Хотя мне приятно, что ты так обо мне переживаешь.

— О вас я, конечно, тоже переживаю, Ваше Величество, но куда меньше, чем о Николь. Вам-то уже не повредишь.

— Почему это? — возмутился Франциск. — если я призрак, так можно безо всякого уважения ко мне относиться?!

— Ваше Величество, — с нажимом сказал дедушка, — прекращайте.

— Внук, не показывай посторонним своего плохого воспитания.

— Шарль не посторонний, — возразила я. — И потом, нам надо решить, что делать с артефактами.

— Да что там решать? — Франциск так махнул рукой, что кисть почти отделилась от остального его тела. — Все артефакты Робер уберет в сейф, Барилям передадим только кости. Большего они не заслуживают. Строго говоря, они и костей не заслуживают, но должен же кто-то захоронить моего несчастного предка, подло убитого Альвендуа?

— Про Альвендуа только предположение, — заметил дедушка. — Ничем не доказанное предположение.

— Там даже дух не вызывается, — подтвердил Шарль. — Но откуда иначе Альвендуа знать, где искомый артефакт?

— О, они, несомненно, придумают, что сказать, — мрачно бросила я. — У них вся семья весьма талантлива в вопросе, как бы лучше выкрутиться.

— И это возвращает нас к тому, что мы должны договориться с Барилями раньше, чем Совет поймет, что Альвендуа их надули, — важно сказал Франциск. — Наш предок должен обрести упокоение, если уж у меня не получается.

Он положил руку на парчу рядом с россыпью костей и принял одухотворенно-трагический вид, чему очень поспособствовал вытащенный из-за обшлага кружевной платок, не иначе как призванный показать силу страдания. В вопросах лицедейства Франциск был не слишком талантлив, поэтому в то, что он скорбит о подло убитом предке, не поверил никто.

— Что вы им хотите предложить? — спросил Шарль. — Если уверены, что они откажутся от всего этого. — Он кивнул на солидную кучу артефактов.

— Меня, — трагически дрогнул голосом Франциск. — Ради вас, мажонок, я жертую собой, если уж вы настолько бессердечны, что не хотите ничего сделать для Шамбора.

— Мы и так уже постоянно только и делаем что-то для Шамбора, — возмутилась я. — Решаем проблемы, которые, между прочим, создали вы, Ваше Величество.

— Положим, не только я, — скромно сказал Франциск, — Лиденинги вообще отличаются излишней доверчивостью. Тебя это тоже касается, огонек. — Он бросил неприязненный взгляд на Шарля и продолжил: — Кстати, ты не передумала выходить за принца? Это бы многое решило, и мне не пришлось бы жертвовать ради тебя своей жизнью.

— Своей жизнью вы уже давно пожертвовали, Ваше Величество, — напомнила я.