— Слушаюсь, мисс.

Вернувшись в свою комнату, Виола надела белые перчатки, шляпку, украшенную глициниями, и взяла сумочку.

Теперь она была готова следовать за полицейскими.

У крыльца уже стояла «черная Мария», запряженная парой лошадей.

Полицейские помогли Виоле забраться внутрь, затем один из них сел на жесткую скамью напротив девушки, а второй поместился спереди, рядом с возницей.

Карета тронулась, а Виола принялась размышлять о том, что ее ждет, ничуть не сомневаясь, что все происшедшее, несомненно, дело рук леди Давенпорт.

Она была уверена, что этот скандал не только заденет ее саму, но и наверняка повредит Рейберну.

Не приходилось сомневаться в том, с каким удовольствием газеты подхватят и раструбят на весь Лондон новость о том, что невеста молодого политика устроила пожар в доме светской львицы, с которой у него был в прошлом роман.

Виола закрыла глаза. Она представила себе кричащие заголовки завтрашних газет. Казалось, до нее уже доносятся презрительные насмешки, которыми будут осыпать не только ее, но и Рейберна.

«Как она могла? Как посмела эта коварная женщина совершить такой чудовищный поступок?» — задавала себе недоуменный вопрос Виола.

Не приходилось сомневаться, что она оказалась права, когда с первых минут знакомства мысленно сравнила леди Давенпорт со змеей.

Все было подстроено заранее. Вознамерившись отомстить бывшему любовнику, эта низкая женщина направила удар в самое уязвимое место — решила повредить его карьере.

В то время, когда все члены правительства единодушно выступали против предоставления женщинам избирательных прав, оказаться как-то связанным с суфражистским движением означало лишь одно — политической карьере Рейберна будет положен конец.

А кроме того, этот эпизод сделает его посмешищем в глазах общества.

«Ему придется уйти в отставку!» — в отчаянии подумала Виола и в очередной раз пожалела, что бомба, благодаря которой она познакомилась с Рейберном, не взорвалась…

В полицейском участке, куда вскоре доставили Виолу, ее обвинили в поджоге, причинившем урон дому леди Давенпорт на Белгрейв-сквер, и хотя несчастная девушка доказывала, что это обвинение ложно, чувствовалось, что офицер ей не поверил.

— Завтра утром вы предстанете перед судом, — строго сказал он, — и там изложите все доводы в свое оправдание.

Было видно, что он не питает симпатии к суфражисткам, к которым он, без сомнения, причислял и Виолу.

— Вы можете отпустить меня под залог? — робко спросила девушка.

— Ну, если кто-нибудь согласится его внести… — с сомнением в голосе проговорил офицер. — Однако предупреждаю, что сумма изрядная — тридцать фунтов!

— Надеюсь, что кто-нибудь все-таки внесет его, — отважилась предположить Виола.

После этого ее без дальнейших церемоний отвели в камеру.

К огромному облегчению Виолы, она оказалась пустой, поскольку час был еще относительно ранний, а постоянные «посетительницы» тюрем — пьяницы, проститутки и мелкие воровки — обычно поступали туда позже.

Здесь, на Бау-стрит, полицейский участок был еще непригляднее, чем в Вестминстере.

Хотя Виолу в основном терзали неотступные думы о Рейберне, она иногда вспоминала и о себе. Как, должно быть, нелепо она выглядит в своей кокетливой шляпке с цветочками и элегантном белом платье в этой вонючей камере, где даже дезинфекция не в силах была уничтожить отвратительный запах немытых человеческих тел!

Сев на жесткую скамью — единственный предмет мебели в этом ужасном заведении, — Виола уставилась в стену. Перед ее мысленным взором снова встало обворожительное лицо коварной леди Давенпорт.