— Я мог бы еще простить твой поступок по отношению ко мне — твои чувства вполне понятны и объяснимы. Но я никогда не прощу тебя, Элоиза, за то, что ты хотела погубить юную, безобидную девушку, которая даже не может защитить себя и не сделала тебе ничего плохого!

Леди Давенпорт раздраженно фыркнула.

— Неужели эта девчонка что-нибудь для тебя значит? — презрительно спросила она. — Разве может она дать тебе то наслаждение, что ты познал со мною, или разжечь в тебе тот огонь, которым заставляла тебя пылать я? Забудь ее, и мы будем счастливы — счастливы, как были когда-то…

— Это невозможно, — твердо ответил Рейберн. — Прости меня, Элоиза! Мне жаль, что я невольно причинил тебе такую боль. То, что было между нами, и в самом деле было восхитительно, но теперь все это уже в прошлом…

Он говорил спокойно и уверенно, и все же Элоиза Давенпорт продолжала на что-то надеяться.

— Обними меня! Поцелуй… — страстно проговорила она, протягивая руки к Рейберну. — Ты увидишь — наша любовь все еще с нами!..

Рейберн, отвернувшись, подошел к камину.

— Слишком поздно, Элоиза. Сказанного и сделанного не воротишь. Прошу тебя, переоденься, и мы сейчас же поедем в полицейский участок.

С минуту она стояла в нерешительности, глядя ему в спину, а затем патетически воскликнула:

— Я ненавижу тебя, Рейберн!..

Так как никакой реакции с его стороны не последовало, Элоизе не оставалось ничего другого, как молча выйти из комнаты и выполнить просьбу Рейберна.

Теперь она могла спуститься вниз и дожидаться там прихода Рейберна.

Как мучительно долго тянулся этот вечер! Казалось, он не кончится никогда. Каждая минута была словно целая вечность…

Виола мысленно перебирала в памяти события последних нескольких часов, пережитых ею.

К счастью, с мачехой ей объясняться не пришлось — единственным человеком, который знал о приходе полиции, был старый дворецкий, а на него вполне можно было положиться — ведь он служил еще у сэра Ричарда.

Виоле казалось — хотя сам старый слуга никогда об этом не говорил, — что он не одобряет экстравагантного поведения ее мачехи и надменную манеру, с которой она обращалась со слугами.

Поэтому, едва войдя в дом после расставания с Рейберном, Виола поспешила обрадовать дворецкого:

— Произошло недоразумение, Бейтс. Меня, должно быть, спутали с кем-то. Но все разъяснилось, и полицейские принесли мне извинения.

— Я так и подумал, мисс Виола, — облегченно вздохнув, промолвил верный слуга. — Вы ведь перестали встречаться с этими женщинами с тех пор, как стали невестой мистера Лайла.

— Да, я стараюсь держаться от них подальше, — подтвердила Виола. — Так что не говорите ничего ее светлости, когда она вернется.

За обедом она была задумчива и молчалива. Впрочем, леди Брэндон едва ли это заметила.

Собрание суфражисток, которое только что блестяще закончилось в Уимблдоне, произвело на нее неизгладимое впечатление и вселило уверенность, что и завтрашняя акция в Оксфорде пройдет столь же успешно.

— А почему бы и тебе не отправиться со мной, Виола? — вдруг спросила леди Брэнд он после десяти минутного разглагольствования на эту тему.

Девушка удивленно посмотрела на мачеху.

Со времени поездки в Кроксдейл-Парк леди Брэндон впервые обратилась к ней с подобным предложением.

— Ты уже давно не слышала выступлений миссис Панкхерст, — продолжала развивать свою мысль леди Брэндон.