Впрочем, отношения между ними всегда были официальными, без доверительной и полезной для дела близости. Обнаруживалась как бы естественная несовместимость, не позволявшая достигнуть взаимопонимания.
Они и в самом деле были разными людьми: и по интеллекту, и по профессиональному уровню, и по характеру. Все окружающие это видели, отдавая предпочтение не наркому, а его заместителю.
Приволжский военный округ — далеко не перворазрядный, командовать туда посылают чаще всего для стажировки, перед назначением на крупный пост. Или проштрафившихся. Но в чем он виноват?
Тухачевский шел по длинному коридору, не замечая вокруг никого. Один полковник обратился к нему с вопросом, но он ответил, что не может сказать ничего определенного, потому что он уже не заместитель наркома.
— Как? — воскликнул полковник, провожая маршала полным недоумения взглядом.
Михаил Николаевич опустился в кресло, осмотрел ставший сразу чужим кабинет, в котором проработал шесть лет. Какие здесь решались дела! Какие разгорались споры! И все — в интересах армии, укрепления ее мощи, боеспособности.
Да и сейчас у него непочатый край неотложных дел. Сможет ли его преемник продолжить начатое и успешно его решить? Надо позвонить Сталину. Не мог Ворошилов без санкции Сталина сместить его с должности. Сталин обязательно должен об этом знать.
Мысль о Сталине заставила вспомнить 1 мая 1937 года. Шел военный парад. Неожиданно он поймал на себе взгляд генсека. Как всегда тяжелый и холодный, на этот раз, казалось, он пронизал его насквозь, заставил насторожиться. Не подавав вида, Михаил Николаевич стал смотреть на людской поток, разлившийся на Красной площади. Однако до конца церемонии чувствовал на себе этот подозрительный взгляд.
Летом прошлого года между ним и Сталиным пролегла тень настороженности. Тогда на Военном совете решался вопрос: послать ли в Испанию войска.
— Непременно нужно послать, — изрек генсек.
Его тут же поддержал Ворошилов. Он не имел своего мнения и всегда соглашался со Сталиным.
Но Тухачевский тогда возразил:
— Если мы пошлем в Испанию войска, мы даем полное право Германии и Италии сделать то же, и война разрастется. Наше участие в военных действиях обнажит и покажет слабости Красной Армии, а их у нас предостаточно. На испанских полях мы потеряем лучшие кадры и ослабим армию.
— Что же вы предлагаете? — не без раздражения спросил Сталин.
— Ограничиться посылкой добровольцев и боевой техники.
Большинство членов Военного совета согласились с предложением Тухачевского, а не Сталина, что покоробило его самолюбие…
Рука потянулась к телефону правительственной связи.
— Тухачевский. Соедините меня с товарищем Сталиным.
— Сейчас, Михаил Николаевич, — отозвался помощник генсека Поскребышев. Он побаивался маршала. Однажды в разговоре с ним он назвал Сталина хозяином. «А мы, выходит, его холуи?» — строго спросил Тухачевский. И ему пришлось извиняться, а в дальнейшем проявлять осторожность.
Послышался характерный с акцентом голос:
— Слушаю.
— Товарищ Сталин, прошу вас принять меня для объяснения.
— Что случилось, товарищ Тухачевский? Вы чем то взволнованы?
«Зачем он спрашивает? Ведь все же знает!» — пронеслось в сознании маршала.
— Мне сейчас объявили приказ о новом назначении.
— Куда?
— В Самару, командующим округом.
В трубке наступило молчание.
— А вас это не устраивает? Что же вам надо, товарищ Тухачевский?
— Встретиться с вами.
— Хорошо, подъезжайте.
Сталин выслушал его. Подойдя почти вплотную, уставился в его глаза. |