— Объясните, почему вас сняли с должности заместителя наркома? — послышался из глубины зала голос. Наступила тягостная тишина. В который уже раз ему задавали этот вопрос, а ответа он так и не находил.
— Так решило правительство. Более ничего сказать не могу.
После совещания он и Дыбенко отправились в штаб. Они только приступили к деловому разговору, как в кабинет вошли трое в форме сотрудников НКВД.
— Гражданин Тухачевский, вы арестованы, — и старший в чине майора положил на стол листок. — Вот ордер на ваш арест. Пройдемте к машине.
— Павел, — обратился арестованный к Дыбенко перед тем как покинуть кабинет, — скажи Нине, чтобы она возвращалась в Москву. Помоги ей.
Дыбенко прибыл на квартиру Тухачевского бледный и взволнованный.
— Что случилось, Павел Ефимович? Где Миша?
— Пина Евгеньевна, случилось несчастье. Вернее — недоразумение: Михаила Николаевича арестовали. Вы сегодня должны вернуться в Москву. Билет доставят и вас проводят.
В тот же день она выехала в Москву. И этим же поездом в специальном вагоне под охраной везли ее мужа.
Пребывание в Самаре, действительно, было недолгим.
— Итак, гражданин Тухачевский, я — следователь Ушаков, — произнес сидевший за столом. Худое, с впалыми щеками лицо, глубоко запавшие глаза, голый череп. — Мне поручено провести следствие на предмет вашей враждебной деятельности.
— Вы несете чушь! — не сдержался Михаил Николаевич. — Так я арестован по этой причине?
— Давайте сразу условимся: вопросы буду задавать я. Вам дано право только на ответ. Итак, гражданин Тухачевский, продолжим. Чтобы не осложнять отношения, лучше будет, если вы во всем признаетесь сами.
— Я еще раз повторяю, что мне не в чем признаваться. Я честно исполнял свой воинский долг.
— Если бы… — многозначительно изрек следователь. — На вас имеется достаточно компромата. Вот заявление одного члена антисоветской организации. Оно подтверждает, что вы являетесь инициатором заговора… Вот и второе заявление…
— Написано под копирку.
— Зачем вы так? Они написаны в разное время, различными лицами… А вот любопытная информация секретаря парткома штаба Западного военного округа. Он обвинял вас в третировании коммунистов.
В памяти возникло лицо губастого партийного секретаря, бездельника и болтуна. Однажды Михаил Николаевич при всех упрекнул его в демагогии. Тот в отместку накатал в Москву донесение. На имя наркома Фрунзе.
Ознакомившись с письмом, Михаил Васильевич написал: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить». И вот этот «документ» приобщен теперь к делу.
— Так это же кляуза! — воскликнул подследственный. — Фрунзе не поверил, а вы пытаетесь ее использовать.
Следователь промолчал.
— Вот еще свидетельство. В нем прямо указывается, что в военных кругах готовится заговор против нашего правительства, против народа, и вы, Тухачевский, стоите во главе его.
— Я отказываюсь признать это. Все, в чем вы меня пытаетесь обвинить — ложь и клевета.
Но следователь будто не слышал, перевернул лист и продолжил читать.
Совсем не просто было опровергнуть подтверждаемую фальшивыми документами версию умельцев из НКВД.
Заплатив огромную сумму из средств своего ведомства за берлинское досье, Ежов делал все возможное, чтобы подтвердить достоверность немецкой фальшивки. На карту теперь была поставлена его, «железного наркома», карьера и жизнь. Сталин ошибок не прощал. Подручные Ежова стали спешно стряпать дело о военном заговоре. |