Очевидно, женские детородные органы истощают свой запас потенциальных яйцеклеток в течение примерно тридцати лет, как и прежде.
Нет никаких сомнений, что исчезновение человечества и замедление старения каким-то образом связаны. И хотя все мы можем быть лишь благодарны за эту более долгую жизнь, а возможно, также и за снятие социального напряжения, возникшего в связи с перенаселением планеты, наиболее вдумчивых из нас порой тревожит мысль о том, какой во всем этом может быть скрытый смысл. Во тьме ночи мы лежим на кровати без сна и размышляем, и хотя с годами потрясение прошло, мы иногда боимся.
Вот почему этим августовским утром незадолго до конца двадцать второго столетия от Рождества Христова я начинаю записи, в которых подробно отражу все свои воспоминания о том, что произошло. Кому-то следует это сделать, и поскольку я являюсь старейшим обитателем нашего дома, в возрасте ста десяти хронологических лет, мне кажется правильным и должным, что именно моя рука напишет эти строки. Без записи подобного рода, начертанной, пока человеческая память еще верно служит, то, что произошло с населявшими Землю людьми, станет со временем мифом...
Глава 2
У него все не выходил из головы тот последний медведь, однако, как ни странно, он не мог точно вспомнить, что произошло. Последние несколько дней он постоянно об этом думал, пытался вспомнить, пытался обрести уверенность - и был к ответу не ближе, чем когда-либо. Зверь, поднявшийся на дыбы из глубокого русла ручья, застал его врасплох, и убежать было невозможно, поскольку он находился слишком близко. Стрела не поразила медведя насмерть, он был уверен, потому что не успел даже как следует ее вложить. Однако же рванувшись вперед и рухнув почти у самых его ног, зверь умер. И в этот краткий миг перед тем, как ему умереть, произошло нечто, и именно это нечто он и не мог вспомнить. Несомненно, он сам что-то сделал, но не было никакой возможности узнать, что именно. Несколько раз ему начинало казаться, что вот-вот он отыщет ответ, и каждый раз тот вновь уплывал куда-то в глубины его сознания, словно ему не положено было этого знать или словно не знать этого было лучше для него самого - ответ, который его внутренний, тайный рассудок не позволял ему найти.
Он сложил свой узел с поклажей у ног и прислонил к нему лук. Взглянув на обширное пространство обрамленной утесами, расписанной осенними красками долины, где соединялись две огромные реки, он увидел, что все точно так, как ему говорили охотники на буйволов, которых он встретил на высокогорной равнине почти месяц назад. При мысли о них он улыбнулся - это были приятные люди. Они просили его остаться, и он едва не остался. Среди них была девушка, которая смеялась с ним вместе, негромким, грудным смехом, и был юноша, дружески коснувшийся его рукой. Однако он не смог остаться с ними.
Солнце поднималось, и под его лучами клены у края дальнего утеса неожиданно запылали золотом и багрянцем. И там, на скалистом мысе, возвышавшемся над местом слияния рек, стоял огромный дом, о котором ему рассказывали; его многочисленные печные трубы торчали над крышей, словно уставленные в небо короткие, толстые пальцы.
Юноша поднял висевший на груди бинокль и поднес его к глазам. От движения ремешка тихонько стукнулись друг о друга медвежьи когти на его ожерелье.
Джейсон Уитни закончил утреннюю прогулку и сказал себе, что это была его лучшая прогулка из всех, - хотя он припомнил, что та же мысль приходит ему в голову каждое утро, когда он по пологому склону поднимается к дворику, а из кухни плывет запах жареной ветчины и яичницы, которые готовит Тэтчер. Но сегодня утро действительно замечательное, настаивал он.
Такое свежее, даже с прохладцей, пока ее не разогнало поднимающееся солнце, и листья, подумал он, листья просто великолепны. |