— Я поцелую их все — и тебе станет легче!

— Эта работа может оказаться долгой, — предупредил он, когда женщина переместилась к его ногам,

— Ты куда-то спешишь? — Шиаса осторожно прикоснулась губами к мизинцу на его ноге.

— Вовсе нет. Времени — сколько угодно, целая вечность.

Он почувствовал, как она пошевелилась и, затаив дыхание, ждал, когда женщина откроет глаза.

— Интересно, почему ты всегда просыпаешься раньше меня?

— Не знаю, — вздохнул он. — Наверное, мне нравится смотреть, как ты спишь.

— Почему?

Он поцеловал её в шею, глубоко вдыхая запах её душистых волос.

— Когда ты бодрствуешь, то многое: какие-то жесты, движения, слова, мысли — все это ускользает от моего внимания, но во сне ты неподвижна, и я могу все вобрать в себя.

С трудом удавалось подобрать слова…

— Ты… — Она опустила взгляд. — Знаешь, мне нравится слышать подобную чепуху.

Он понял, что она хотела сказать, но так и не сказала.

— На самом деле ты думала о том, что пока  тебе нравится слушать подобную чепуху, но что будет дальше… Почему надо столько сил и внимания уделять будущему, которое может и не наступить?

Шиаса осторожно коснулась губами его лба, заглянула в глаза и отвернулась.

— Мне не следовало влюбляться в тебя, — сказала она, обращаясь в пустоту. А может, эта фраза предназначалась притихшему дому?

— Почему?

— По многим причинам… Я просто беспокоюсь, что это долго не продлится.

— Ничто не вечно, помнишь?

— Помню. — Женщина вздохнула. — Мне нравится рассуждать о том, что может случиться, чтобы не быть застигнутой врасплох. Я стараюсь быть готовой и к хорошему, и к плохому. А тебя… Разве тебя это не беспокоит?

— Что? — Он попытался поцеловать её, но она отрицательно покачала головой.

— То, что я не могу поверить тебе до конца и до сих пор сомневаюсь в твоих чувствах.

— Нет, меня это нисколько не беспокоит.

Иногда, лёжа без сна в темноте ночи, он представлял, что сквозь колышущиеся стены-занавески в дом входит призрак — Шераданин Закалве.

Призрак держит в руках какое-то неизвестное, но, вне всякого сомнения, смертоносное оружие, готовое выстрелить. От призрака походят флюиды ненависти, и — что ещё хуже — презрения…

Ведь для того Закалве, каким он был прежде, точнее, был всегда, такого рода самозабвенная привязанность, всепоглощающая любовь — не что иное, как предательство, позорное преступление.

Настоящий Закалве посмотрел бы на нынешнего сквозь прицел и выстрелил бы — не колеблясь ни секунды.

Глава 6

Держа плазмовинтовку за ствол, он глядел, прищурив глаз, в дуло, что-то тихо бормоча.

— Закалве, — Сма сдвинула брови. — Космический корабль изменил курс только для того, чтобы вовремя доставить тебя в Вуренхуц. Может быть, сначала всё-таки следует выполнить задание, а потом уже вышибать себе мозги?

Закалве обернулся и увидел в дверях малого отсека Сма, дрона, позади них мелькнула, уносясь прочь, капсула пневмотрубы.

— А? Привет.

Он поднял плазмовинтовку, небрежно прицелился. В противоположном конце отсека, в шестистах футах от него, стоял чёрный куб высотой футов в тридцать, с ярко сверкающими гранями. Короткая вспышка света, гулкий треск… оружие дёрнулось у него в руках, ударив в плечо.

— Странно, — пробормотал он и почесал ушибленное место.

Рядом с ним в воздухе плавал маленький поднос, на котором стояли изящный металлический кувшин и хрустальный бокал с тёмным напитком.