– Не первый раз…

– И не последний. Ладно, на пару дней можешь отложить это дело. У Поперечного, кажется, есть какие-то новости по нападению на магазин. Свяжись с ним, узнай, в чем дело.

Из своего кабинета Волгин дозвонился до прокуратуры:

– Привет, Костя. Искал меня?

– Ага. Я был в больнице, допросил потерпевших. Вчера вечером. У Чеснокова амнезия – последствия ранения в голову. Врач говорит, что это может пройти, но никаких гарантий никто, конечно, не дает.

– Вообще ничего не помнит?

– Из того, что нас интересует – нет. С Клюевой лучше, – Поперечный выдержал паузу. – Это были менты.

– В форме?

– Офицер и сержант. Она сначала подумала, что они просто пьяные и решили разжиться на халяву водкой. Или просто пошутить.

– Ничего себе шутки…

– Девушка не пугливая, вот и пошла на них. Стрелял один, с лейтенантскими погонами. Второй, как ей показалось, сам этого не ожидал.

– Приметы помнит?

– Не особенно. Сам знаешь, «эффект формы».

– Я скоро перезвоню. Может, мне тоже удастся тебя удивить.

Собрав полдюжины различных фотографий Волгин поехал в больницу. Сначала заглянул к Чеснокову, но, как и ожидалось, тот ничем помочь не мог.

– Весь день помню, в мельчайших подробностях. А потом – словно отрезало. Когда в себя пришел, долго понять не мог, что случилось и как сюда попал. Но я буду стараться…

Перед девушкой Сергей выложил те же шесть карточек и, затаив дыхание, стал ждать, краем глаза следя за ее реакций. Строго говоря, опознание проводилось с некоторым нарушением процессуальных норм, но если результат окажется положительным, можно будет вернуться к формальностям позже, а если Клюева никого не узнает, то и заморачиваться с бумагами не стоит.

– Я не уверена. Вот эти двое похожи… И этот. Но точно сказать не могу.

Среди выбранных ею снимков был и Казначей, переснятый из личного дела. Смотрелся он лучше, чем в жизни: гопницкая челка зачесана наверх, лицо спокойно, без обычного нагловатого выражения, да и китель – с чужого плеча, размера на два больше необходимого, прибавлял солидности.

Руки Нади задрожали, и она бросила фотокарточки. Две прозрачные слезинки скатились у нее по щекам, оставив за собой влажные извилистые дорожки.

– Я понимаю, что ты сейчас думаешь не об этом, но мы его обязательно поймаем.

Девушка отвернулась.

– Если у тебя есть какие-то такие мысли… Словом, он не настоящий мент, хотя когда-то у нас и работал. Но даже если бы он был действующим сотрудником, это ничего бы не изменило. Не верь всему, что пишут в газетах. Поправляйся. Самое страшное позади. Все плохое в жизни обязательно компенсируется чем-то хорошим. Может быть, мы не всегда это замечаем или упускаем свой шанс, но… Если уж ты перенесла такое испытание, то теперь все очень долго будет хорошо.

Из палаты Волгин вышел, ругая себя: последние слова получились дежурными, хотя в целом и верными. Умея говорить с подозреваемыми и расположить к себе свидетеля, в личной жизни или в таких вот ситуациях он терялся, нес сплошную казенщину, усугубленную литературно-киношными штампами.

Несколько лет назад очередной министр внутренних дел Бог знает из каких соображений пообещал, что отныне в целях борьбы с милицейской преступностью проштрафившихся сотрудников будут содержать в общих камерах следственных изоляторов и отправлять на обычные, не ментовские, зоны. Дальше слов не пошло, и со временем обещание подзабылось, но в ту пору вызвало много вопросов.