Люк потянул за обуглившийся пояс ее туники, и тот лопнул. Джедай запустил пальцы в самую широкую рану. Его прикосновения успокаивали, как бальзам, и Тенениэл провалилась в глубокий неспокойный сон.

Во сне она снова была девочкой, ее мать только что умерла. Сестры из племени Поющих Гор положили тело на каменный стол, чтобы обрядить умершую и раскрасить ей лицо в живые цвета. Но Тенениэл знала, что мать умерла, и было невыносимо видеть, как сестры создают иллюзию жизни. Она взбежала по ряду серых ступеней мимо вытканного ковра с изображением сестер в желтом и белом, с боевыми копьями в руках. За ковром был Зал Воительниц или военный зал — помещение, куда не имеющим магических способностей мужланам и простым ученицам, вроде Тенениэл, входить запрещалось, независимо от положения их матери — хоть бы она была военной предводительницей — и независимо от одаренности.

Тенениэл зашла за ковер и остановилась, в ужасе глядя на непомерную ширину зала. Потолок, казалось, уходил в бесконечность, а дальняя стена терялась в тени. Военный зал был вырыт в горе, и даже эхо от дыхания Тенениэл затихало, рассеянное расстоянием. В стене слева было прорублено окно — достаточно большое, чтобы возле него могли бы встать в ряд, пожалуй, двадцать женщин, — и имело форму овала, напоминая огромный открытый рот, а прислоненные к низкому подоконнику копья напоминали неровные зубы ранкора.

Несколько долгих мгновений Тенениэл ощущала зияющую пустоту помещения и зияющую пустоту внутри себя.

«Проглочена, я проглочена».

Тенениэл закрыла глаза, стараясь забыть одеревеневшее, посиневшее тело, негнущиеся, скрюченные, как клешни, пальцы. И все же зияющий ужас не уходил. Откуда-то послышался крик испуганной девочки. Тенениэл побежала и всюду, куда попадала, раздвигала занавесы, за которыми скрывались залы. В залах, развалясь ва мягких кожаных подушках, пировали ведьмы. Они вели умные беседы, смеялись, колдовали. И все время Тенениэл слышала плач маленькой девочки, но казалось, никто его не замечает.

Когда Тенениэл очнулась, стояла ночь. На камне у соломенного изголовья тускло мерцал фонарик Джедая. Тенениэл не ощущала никакой боли, а только глубокое чувство легкости, какого никогда не испытывала. Одежды на ней не было, зато Джедай завернул Тенениэл в плотное одеяло.

Девушка ощупала грудь, лицо — все было цело. Она осмотрелась. Стены пещеры украшали древние изображения женщин в различных позах — одни положили руки на головы других. Одна женщина парила над толпой, другая проходила сквозь огонь. Пол в глубине устилали человеческие кости. Поверх них лежал скелет огромных размеров с ужасными зубами и длинными плечевыми костями — скелет ранкора.

Джедай куда-то ушел, оставив свой мешок. Тенениэл встала, попила воды из тыквенной фляги. Ноги озябли, она напихала в сапоги соломы и снова залезла под одеяло, почувствовав слабость. Голова кружилась, и не просто от усталости. Джедай залечил раны, не произнося заклинаний. Среди сестер никто из имеющих целебный дар не умел такого. Исцеляющие чары считались самыми трудными для овладения, и их пели в такой цветистой манере, что Тенениэл часто подумывала, что сестры больше напускают на себя важности, чем действительно требует магия. И все же никто не сомневался, что исцеляющие заклинания нужно петь. Если Джай умел творить чары без лишних слов, он обладал истинным могуществом.

Часто, разбивая лагерь под звездным небом, Тенениэл мечтала о мужчинах из других миров.

Гвардейцы из тюрьмы, закованные в броню, были не в счет, они ничего не смыслили в чарах и лебезили перед отступницами — Ночными Сестрами.