В приемной комиссии столкнулась сначала с откровенным удивлением, затем с восхищением. Мечтала стать вовсе не терапевтом, как того хотела мать, а хирургом. Жила в шумной институтской общаге почти впроголодь и, в поисках того единственного, что грезился ей ночами в Городце, отдавалась при каждом удобном случае направо и налево всем желающим. Жаждала таким образом стереть с себя все материнское, доказать себе и окружающим, что вовсе не серая мышка, не гадкий, никем не востребованный утенок, как нередко провозглашала дома мать. Никогда не принимала позу наездницы – лежала тихо, безучастно раздвинув ноги, в стандартном положении на спине, не испытывая ровным счетом никакого удовольствия от жаркого инородного предмета, поршнем двигающегося в ней, равнодушно наблюдала перед собой очередное сопящее лицо с полузакрытыми глазами и приоткрытым от вожделения ртом и злорадно думала: «Мое тело, что хочу с ним, то и делаю, теперь она мне не указчица, а своего единственного, назло этой ведьме, все равно найду, в Городец не вернусь, и лечить эту суку на старости лет ни за что не стану!» В промежутках между бесстрастными сексуальными актами, не поднимая головы, зубрила как проклятая медицину. В таком учебно-половом «нон-стопе» довольно быстро промелькнули институтские годы.
В день выпуска курса ей торжественно вручили красный диплом, и выходило, что получен он был не только за учебные, но и за заслуги куда более интимного свойства. Оставили работать при институтской кафедре хирургии, но старшие товарищи ограждали ее от серьезных операций. Преимущественно вскрывала фурункулы и гнойные абсцессы. Уж больно худа и слаба была для многочасовых стояний за хирургическим столом. Успела, однако, к этому времени выскочить замуж.
Замуж выскочила внезапно, осенью шестого курса. В подвыпившей компании познакомилась с внешне презентабельным, значительно старше себя врачом Анатолием, и по наработанной за учебные годы привычке отдалась ему в первый вечер. У Анатолия имелась стойкая традиция чуть что жениться, правда, по разным причинам, довольно скоро разводиться. Пребывая в очередном разводе, Анатолий на редкость ответственно подошел к нетрезвому Вериному порыву. И ей, пьяненькой и расслабленной, показалось, что ее посетило наконец сокровенное женское удовольствие, которого она не получала до этого ни разу. В ту пору Вера и не догадывалась, каким оно бывает – истинное, непревзойденное удовольствие от любви.
Анатолий оказался не дурак выпить, но умудрялся добросовестно нести вахту врача-гастроэнтеролога в частной поликлинике одного из солидных московских банков. Вера стала его четвертой по счету официальной женой. Их разделяла разница в семнадцать лет.
Банк платил Анатолию вполне приличные деньги. Несколько лет прожили в общежитии медработников, потом банковское руководство помогло ценному врачебному кадру купить небольшую двухкомнатную квартиру.
Семь лет не давался им ребенок. Чего только не делали. Как только не ухищрялись. Затем Анатолий махнул рукой. У него имелись разновеликие дети от предыдущих жен, и он не ощущал надобности лезть вон из кожи. Живут же как-то люди в бездетных браках. А Вера не мыслила себя вне материнства. «Что ж за баба я такая никудышная, почему у меня все не как у людей? Замуж по пьяни вышла – до сих пор не знаю, как это получилось, детей всегда хотела иметь не меньше трех, а тут ни одного», – мысленно скорбела она.
Ни разу за совместную жизнь не побывали они ни в кино, ни в театре. Анатолию такие походы были ни к чему. По его твердому убеждению, свободное время разумно было проводить только в обществе приятелей-коллег, где за медицинскими разговорами не возбранялось крепко принять на грудь. В целях экономии семейного бюджета бережливый Анатолий всегда ходил и за продуктами, и за хозтоварами сам.
Всякий раз после интимной близости Вера принималась с неистовым рвением мыть полы. |