Баркли мрачно нахмурился, и Джослин мысленно похвалила себя. «Так ему и надо!» — подумала она. Этого мужчину нельзя считать равным ей. Как только она станет герцогиней, то будет делать вид, что вообще с ним незнакома.

Джослин отдалась танцам, сменив десяток кавалеров. При этом она каждый раз бросала на Кристофера торжествующий взгляд, от чего, похоже, его ровные зубы сжимались все плотнее.

Потом эта игра начала надоедать Джослин, и она сказала маменьке, что пойдет в дамскую комнату, а сама свернула в пустой салон дальше по коридору и выскользнула на террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Стараясь не выходить из тени и оставаться вне поля зрения тех, кто находился в бальном зале, она прошла к балюстраде и стала смотреть на парк. Она наслаждалась пением сверчков и освежающим ночным ветерком, когда ей на талию легли чьи-то руки и прямо за спиной она ощутила сильное мужское тело. Протестующий вскрик, вырвавшийся из ее горла, замер, как только к ее ключице прикоснулись теплые губы.

— Так тебе нравится танцевать, да?

Мужской аромат Кристофера кружил ей голову. Сильное тело держало ее в плену, прижимая к балюстраде. Ей следовало бы возмутиться такой вольностью, таким невероятным нахальством — следовало повернуться и дать ему пощечину, а она беспомощно замерла, позволяя ему целовать ее шею.

— Я по тебе скучал, — тихо проговорил Кристофер, поворачивая Джослин лицом к себе и заключая в объятия. — Я сотни раз вспоминал наш поцелуй.

А потом он приник к ее губам и начал целовать — и она могла только приникнуть к нему и обвить руками его шею.

У Джослин вырвался тихий стон. Желание затопило ее. Если бы Кристофер не держал ее, она, наверное, не устояла бы на ногах.

— Похоже, тебе тоже нравится целоваться, — проговорил он. — Ничего удивительного. Ты такая страстная женщина!

Джослин снова застонала.

— Ты прекрасная и горячая, — сказал он, снова впиваясь ей в губы. Этот поцелуй продлился так долго, что у нее даже начала кружиться голова. — А еще ты избалованная и эгоистичная. Такую женщину мужчине надо крепко держать в руках.

Затуманенный разум Джослин прояснился в достаточной мере, чтобы она поняла: ее оскорбляют.

— Как ты смеешь говорить такое! Мне следовало бы дать тебе пощечину за нахальство!

Кристофер тихо рассмеялся:

— Но ты этого не сделаешь, так ведь? Потому что не уверена, что я не отвечу такой же пощечиной.

Боже! Это была правда. Кристофер Баркли был совершенно непредсказуем: вспыльчивый и в то же время прекрасно владеющий собой.

Он наклонил голову и снова ее поцеловал, на этот раз нежно, смягчая свои слова.

— Я никогда бы не ударил женщину, тем более такую прелестную, как ты. Даже если б ты того заслуживала. — Он поднял голову и усмехнулся: — А вот хорошенько тебя отшлепать вполне мог бы.

— Как ты смеешь!

Он сжал зубы.

— Я бы посмел гораздо больше, если бы у меня хватало денег, но мы оба прекрасно знаем, что я их не имею. Ты выйдешь замуж за кого-то, кто стоит гораздо выше меня. Надеюсь только, что за свои деньги ты получишь настоящего мужчину, — сказал Кристофер и, повернувшись, направился прочь с террасы.

Взгляд Джослин устремился к стеклянным дверям гостиной. Кристофер Баркли остановился рядом с графиней Рен — привлекательной женщиной лет тридцати — и, склонив к ней голову, что-то говорил. Джослин почувствовала острый укол ревности — и новую вспышку возмущения.