— Не ви… — начал мужик, сообразил, какой будет ответ, и исправился: — Сейчас смотрю!

— Молодец, соображаешь! — похвалила ведьма. — А раз смотришь, то давай! — она требовательно протянула ладонь.

— Чего… давать?

— Как чего? А за погляд? Или ты думаешь, я тебе тут за бесплатно на метле позирую?

— А говорили, за погляд денег не берут, — как завороженный, мужик сунул руку за отворот изодранного пиджака и вытянул бумажник.

— Это кто тебе такое сказал? Ты мне покажи этого халявщика, я с него вдвое возьму! — Катерина быстро обревизовала содержимое бумажника и довольно улыбнулась: — Если вдруг еще раз пересечемся, сможешь на меня бесплатно посмотреть! — И взмыла в воздух.

— Двадцать процентов мне! Тогда Оксане не скажу, — через плечо бросила Маринка. И после долгой паузы процедила: — Девки, а вы видели, какое на Хортице платье? Умеют же некоторые устраиваться — даже в Ирии!

Постанывая, Вук Огнезмей приподнялся на локтях, долго непонимающе смотрел на ковер из синеньких цветочков и зеленых листиков под щекой, с кряхтением встал и, волоча за собой меч, побрел по полю боя.

Протяжно выл на холме седой вожак оборотней, оплакивая павших волчат. Его рудый сын, тяжело вздымая плотно перевязанные бока, ковылял между телами, отыскивая уцелевших. Рядом, прихрамывая, шла вороная кобылица. Ягишиням в этой битве повезло, и теперь они таскали раненых — на спинах и в бабы-Язиной ступе.

Кружком стояли ламед-вовники и, мерно кланяясь, читали Кадиш над лежащими у их ног телами. Только старый Хаим Янкель скукожился и, обняв себя за плечи, бормотал:

— Ох, Б-г, еврейский Б-г, почему уходят другие, уходят молодые и сильные, а старый слабый Хаим Янкель все коптит и коптит небо над всеми твоими мирами? Скажи на милость, где теперь старому еврею найти в нашем грешном мире столько праведников вместо тех, кого ты забрал? Нет, ты серьезно думаешь, что тебе больше всех надо?

Вук молча постоял со стариком и пошел дальше. Пришлось постоять и со старым китайцем, покивать в ответ на его горькое молчание — и снова ковылять, ковылять… Таньку он нашел сидящей на непонятно как уцелевшем стволе мертвого дерева. Рядом, как воробьи на проводах, устроились две змеицы, два молодых богатыря, Иркин кот, черная кошка Дару, девятиголовый кот бабы Язи и живая голова. Из опустевшей глазницы головы катились кровавые слезы.

— У меня и так ни рук, ни ног, ни тела нет, теперь еще и глаза не будет! Полный калека!

— Не скули, — мрачно проворчал лежащий на земле Андрей. Голова его покоилась на коленях Дины. — Другим и так-то не повезло.

Федька с Ерусланом и Мраченка с Белой Змеей дружно, будто по команде, шмыгнули носами. Танька подняла на Вука измученный, почти безнадежный взгляд:

— Вы Ирку не видели?

Вук помотал головой, тяжело опускаясь на ствол — тот мягко и противно хрупнул под его тяжестью.

— А вы, девки, это… Бабку тут такую не видали? Из ваших, из змейских? Затерханная старушонка, но лихая — куда там! — Вук восторженно помотал головой.

— Она… удалилась! — раздался сзади девичий голос.

Вук обернулся. Позади него стояла змеица в ало-голубом платье и с волосами, четко разделенными на пробор — на одно плечо падали пряди алых, на другое — нежно-голубых волос. Руку змеицы стягивала наскоро сделанная повязка с темными пятнами крови.

— Ага… — сказал Вук, внимательно глядя на перевязанную руку.