Лейн убрала черный как смоль локон со лба Уилла.

— Господи, не дай ему вспомнить, что произошло в тот день, когда погиб Кент, — прошептала она.

— Пусть эти воспоминания останутся навсегда погребенными. Даже если мне придется всю жизнь провести в тюрьме, пусть будет так. Только позаботься об Уилле. Все, кроме его судьбы, не важно.

Умный. Красивый. Обаятельный. Человек, которого любили, лелеяли, желали. Мир лежал у его ног, словно дар богов. И он разбазарил этот дар, словно бессмысленный пустяк. Он брал все и ничего не давал.

Темная фигура опустилась на колени, рука в перчатке погладила надгробный камень. Красивый, но холодный.

В точности такой, каким был Кент.

Кент, умевший очаровывать и соблазнять, умевший использовать людей и не позволявший использовать себя. Кент, обладавший всем, чего может пожелать человек, и слишком глупый, чтобы это ценить.

— Ты был жалким сукиным сыном! И прекрасно, что ты мертв. Слышишь? Прекрасно, что ты мертв!

Фигура поднялась с земли и огляделась, не наносит ли еще кто ночной визит любимому покойнику.

Все будет хорошо, пока Уилл не вспомнит, что произошло в тот день. Если память вернется к нему, придется заняться им тем или иным образом. Может, к всеобщему благу, мальчику повезет, и он никогда не сможет припомнить обстоятельств убийства своего отца.

Отца Уилла. Ха! Никто, прежде всего Кент, не подозревал, что Уилл — сын другого человека. И не просто другого, а незаконнорожденный отпрыск Джонни Мака Кэхилла.

Что испытывал Кент, осознав, что ребенок, которого он воспитывал, как собственного, мальчик, носящий его фамилию и обращающийся к нему «папа», в действительности сын самого ненавистного ему человека?

Ирония судьбы. Поэтическая справедливость. Что посеешь, то и пожнешь.

Интересно, Джонни Мак, черная душа которого наверняка горит в аду, приветствовал Кента, когда тот появился? Улыбнулся своей треклятой обаятельной улыбкой и посмеялся последним над Кентом?

В ночной тишине раздался негромкий, приглушенный смешок. Одинокая фигура плюнула на могилу Кента Грэхема, повернулась и зашагала к кованым воротам.

Моника стала оглядывать громадный зал, ища своего любовника. Жаль, они оба так заняты, что редко приезжают на приемы вместе. Но она ничего не стала менять в своей жизни, разве что… «Нет, об этом забудь. После развода Эрик предпочел жить с Гербертом, а не с тобой, и тут ничего не поделаешь».

Не считая того, что ее тринадцатилетний сын жил в Далласе вместе с отцом, жизнь Моники была безупречной. Безупречной по ее меркам. Она уже второй год являлась лучшим агентом по продаже в фирме «Фэрфилд риэлти». Жила в роскошной квартире, разъезжала в новеньком «лексусе», друзьями ее были блестящие, остроумные люди, занимающие высокое положение в обществе, а любовником — один из самых богатых бизнесменов в Техасе.

Где же, черт возьми, Джонни Мак? Вряд ли он мог опоздать на благотворительный прием, где могли быть собраны сотни тысяч долларов для его любимого детища — ранчо судьи Харвуда Брауна. Моника полагала, что такой богач, как Джонни Мак, может позволить себе быть филантропом. Но иногда задумывалась, не объясняется ли его щедрость как добротой, так и желанием успокоить нечистую совесть. Разумеется, она не знала, в чем может быть повинен Джонни Мак, они редко разговаривали о прошлом — его или ее. Однако интуиция подсказывала ей, что такой человек не мог прожить тридцать шесть лет на свете, не совершив каких-то непростительных грехов.

Моника увидела его в толпе. Как всегда, вокруг Джонни Мака сборище женщин. Этот чертов мужчина прямо-таки источает сексуальность. Стоит ему войти в помещение, и все женщины в радиусе ста футов вспыхивают от страсти.