Жарко было адски, трястись нужно было долго, но я этого почти не ощущал, испытывая натуральный приступ счастья.
Видите ли, дорогая моя несуществующая публика, я из тех людей, которые и в прошлой жизни скучали по всему советскому. Может быть это из-за того, что в Союзе тогда прошли мои детские года, когда трава была особенно зелена и душиста, а может, и из-за того, что старые больные мозги, изнасилованные многими годами рекламы, тоннами фильмов и бездарных книг, мультиками, играми и прочим аниме, просто слишком сильно уставали от перенасыщенной информацией жизни, скучая по тому времени, когда ты шёл в магазин и покупал там хлеб, не задумываясь о том, какого качества будет этот несчастный батон просто потому, что он практически не имел шансов быть плохим. Когда покупал сигареты из табака, а не из сушеной травы, пропитанной какой-то дрянью, когда дома не были обезображены рекламными щитами, а дворы домов не были засраны сотнями частных автомобилей.
Ирония судьбы в том, что моя мечта сбылась. Я переродился в параллельной или хрен там знает какой реальности, получил новую жизнь, новый шанс! И что? Мне идёт 19-ый год и я впервые еду с девушкой в общественном транспорте. Понимаете? Нифига вы не понимаете. Не можете понять, каково это — быть тем, от кого люди всю жизнь шарахались. Даже если ты упоротый интроверт, всё равно какое-то общение должно быть, иначе ты просто свихнешься, варясь в собственном соку. Потеряешь социальную ориентацию, утратишь чувство нормы. Даже если твоему сознанию уже больше 40 лет.
Поэтому и помогал я дуре-Иришке по всему сиротскому дому. Даже радовался, что её жажда халявы больше, чем стервозный характер и естественное отторжение от моей внешности. Да и что скрывать, думал, что так всю жизнь проживу.
А теперь? Еду как белый человек! Люди, конечно, пялятся на прическу, похожую на взбесившегося ежа, рассматривают тени вокруг глаз, но уже без той подспудной враждебности, с которой на меня смотрели раньше. Нет настороженности, нет готовности к конфликту, нет нетерпеливого желания поскорее от меня избавиться. Хорошо же. Правда, есть шанс, что КАПНИМ на мне внезапно сдохнет, я от неожиданности превращусь в туман и, перед тем как вынестись в настежь открытые люки этого душного гроба и раствориться навеки в атмосфере, запугаю до обосрамсов все автобусное население.
Нормально. Относительно.
В тяжелой кожаной куртке и тонком свитере я взопрел как последняя сволочь, но деваться было некуда. Других шмоток, закрывающих ограничивающий костюм, не завезли, а покупать не было времени. Голова даже немного кружилась от автобусной атмосферы, а еще тревожила Янлинь, начавшая ко мне принюхиваться с отчетливо выраженным и уже хорошо знакомым мне интересом.
— Эй! — меня схватили за плечо, — Ты чего девочку зажал?! Ой…
Наглая рука, ощутившая под кожей куртки угловатую сталь экзоскелета, ощутимо потеряла в хватке. Полуобернувшись, я увидел здорового, румяного и нахального мордой парня в гимнастёрке, застрявшего в когнитивном диссонансе. С одной стороны, поведенческая инерция неумолимо толкала его продолжить подкат к красивой как куколка китаянке, а с другой стороны был очень непонятный я с какими-то включениями под курткой.
— Недавно в городе? — вымученно улыбнувшись от жары, спросил я, стирая свободной ладонью пот со лба.
— А тебе ч… Третий месяц, — окончательно потерялся детина.
— Не распускай руки! — строго погрозила пальцем высунувшаяся Янлинь, — Потеряешь!
— Кого? — затупил парень, уставившись на неё, как на седьмое чудо света.
Диалог на этом оборвался, так как на остановке народ начал массово выходить, а до самца в гимнастерке добрался некто худой, бледный и в висящих мешком вещах, тут же оттащив парня куда подальше и начав тому страстно шептать на толстые уши здоровяка всякие полезные вещи. |