Повисло тяжелое молчание. Хью угрюмо созерцал их обоих, затем повернулся к Мелисент.

— Но ведь именно ты имеешь полное право требовать у Элиуда расплаты, — обратился он к девушке. — Неужели ты так быстро простила его? Кто же в таком случае осмелится возражать?

— Я не уверена, знаю ли я в точности, что такое прощение, — ответила Мелисент, помедлив. — Но мне кажется, что было бы печально, если бы один дурной поступок, как бы страшен он ни был, перевесил все добрые дела человека. Мир многое бы потерял. Я не хочу больше смертей. Одной вполне достаточно, а вторая смерть не поможет делу.

Вновь наступило молчание, более долгое, чем в первый раз. Элиса трясло от неизвестности. Наконец Хью резко поднялся:

— Элис ап Синан, я не стану выдвигать против тебя обвинения и преследовать по закону. Передохни здесь, наберись сил. Твой конь все еще на конюшне в аббатстве. Когда сможешь сидеть в седле, разрешаю тебе последовать за своим молочным братом домой.

Не успели они вымолвить ни слова, как Хью вышел из комнаты и дверь за ним захлопнулась.

— А что мне было делать? — спросил Хью. — Этот юноша никого не убивал, и, хотя он настаивает, чтобы я надел петлю на его красивую шею, вешать мне его не за что. Если уж вешать, то обоих. Видит Бог, даже такой решительной девушке, как Мелисент, да и той, из Трегейриога, не по силам разлучить эту парочку. А две жизни за одну — такая сделка несправедлива. — Сидя на своем любимом сером жеребце, он взглянул на Кадфаэля и улыбнулся. Впервые за последние дни в улыбке его не было ни сдержанности, ни иронии. — Как много ты знал?

— Ничего, — честно ответил Кадфаэль. — Догадывался я о многом, но, не кривя душой, могу сказать, что знать ничего не знал и пальцем не пошевелил.

Просто Кадфаэль смотрел на все происходящее, прикинувшись слепым и глухонемым. Хью прекрасно это понимал. И было ясно, сколь в душе благодарен другу шериф за то, что теперь ему не нужно вершить правосудие.

— Что станет с ними теперь? — размышлял вслух Хью. — Элис поедет домой, как только ему станет лучше, и официально попросит руки своей девушки. У Мелисент нет родственников — только брат матери, но он в Кенте, вместе с королевой, и с ним не связаться. Я полагаю, сестра Магдалина посоветует девушке ехать к мачехе и ждать там, чтобы все было сделано, как принято. Мелисент благоразумна и прислушается к подобному совету, ибо теперь, уверенная в том, что в конце концов получит желаемое, она сможет спокойно ждать. Но как же вторая пара?

Об эту пору Элиуд со своими спутниками давным-давно был в Уэльсе. Валлийцы, наверное, уже не спешили, дабы не переутомить раненого; маковый напиток забвения, надо думать, оказывал свое действие еще некоторое время после того, как юноша проснулся, да и товарищи, поди, постарались унять его беспокойство относительно судьбы Элиса. Однако страстному и смятенному духу Элиуда едва ли суждено было изведать, что такое покой.

— Как поступит с ним Овейн?

— Если ты передашь свои права принцу, он не станет карать Элиуда, — ответил Кадфаэль. — Тот будет жить и женится на своей Кристине — ведь принцу, священнику и родителям не будет житья, пока девушка не добьется своего. Что же касается раскаяния, то раскаиваться Элиуд будет всю оставшуюся жизнь. Ни смерти, ни людям не дано наказать его так, как накажет он сам себя. Но с Божьей помощью, ему не придется нести эту ношу одному. Какое бы преступление он ни совершил, рядом с ним всегда будет Кристина.

Хью с Кадфаэлем расстались у леса. Сгущались ранние сумерки, но на деревьях пели птицы, и их громкая песнь была полна безудержной радости. В траве виднелись первые анемоны.

— Я уезжаю с легким сердцем, а ехал сюда с тяжелым, — сказал Хью, собираясь пришпорить коня.