Он ушел. Ни слова о свидетелях. Кларенс почувствовал облегчение.

Он позвонил Мэрилин. Она была дома. Он не хотел говорить ей о Морисси, хотя все сошло удачно. Он спросил:

— Не хочешь вечерком пообедать со мной, прежде чем я пойду к восьми на дежурство?

— Нет, Клар.

— Почему нет? У тебя работа?

— Мне все это не нравится. Вот почему.

Голос ее звучал напряженно, Кларенс подумал, что она не одна, но не захотел спрашивать.

— И я тоже?

— Да, пожалуй.

Кларенс трепетал, пытаясь найти нужные слова. Не мог же он сказать глупость типа: «Но ведь ты же переживаешь из-за меня?» Наконец он решился спросить:

— Когда я увижу тебя? Назначь мне встречу, дорогая.

— Не знаю. Я хочу, чтобы ты ни на что не рассчитывал.

— О, Мэрилин...

— Что происходит? Что-нибудь случилось?

— Ничего, дорогая. — Именно так он и думал. Он не волновался. — Ничего плохого не случится.

Но она не захотела встречаться с ним и сказала, что все выходные будет работать.

Кларенс побывал в тот день в Колумбийском и Нью-йоркском университетах, чтобы узнать о курсах менеджмента. Нью-йоркский университет брал меньше и находился ближе. В Нью-йоркском он мог также записаться сразу на два потока, во второй половине дня, которые чередовались, в то время как в Колумбийском занятия шли и утром, и днем, иногда подряд. Но все это трудно совмещалось с расписанием дежурств в полиции. Сложно где-то учиться, оставаясь в полиции, потому что график менялся каждые три недели. Сегодня вечером и завтра Кларенс еще дежурил с восьми вечера до четырех утра, а в понедельник 9 ноября — уже с полудня до восьми вечера. Если он уйдет из полиции после Рождества, то сможет начать учиться в январе. Он решил, что так и сделает.

Он хотел попытаться еще раз поговорить с Мэрилин и не отважился. Ее решительность удивляла Кларенса. До него наконец дошло, каким мерзким выглядел его поступок в глазах других людей. Ужасно лишить человека жизни, убить его, ударив револьвером по голове, пусть даже жертва — тот, кто причинял боль другим, для кого закон предусмотрел слишком слабое наказание. По закону Роважински оставался свободным человеком. Сам Кларенс в тот момент тоже был просто человеком, не солдатом и даже не полицейским при исполнении служебных обязанностей. Никто не приказывал ему убивать Роважински. Мысли Кларенса путались. Он нервничал и тосковал. В пятницу он дважды уронил револьвер, и тот падал на пол с громким металлическим звуком. Девушка, жившая в квартире под ним, очень хорошенькая манекенщица, жизнь которой протекала по странному расписанию, сказала ему, когда они встретились в вестибюле:

— Вы что падаете, занимаетесь каратэ?

Кларенс смущенно улыбнулся:

— Я кое-что уронил.

— Не револьвер, надеюсь.

— Боюсь, что вы правы.

— Крепче его держите. Нью-Йорк рассчитывает на вас.

Было 10.20 утра, и супруги Рейнолдс, должно быть, дома. Когда Кларенс набрал номер их телефона, автоответчик сообщил, что их номер изменился. Кларенс добыл новый номер, набрал его, и ему ответил мистер Рейнолдс.

— Здравствуйте. Это Кларенс Духамель. Вы переехали?

— Да, — весело ответил Эд. — Мы теперь живем на Девятой улице Восточного округа.

— Мне очень хотелось бы увидеться с вами... Сегодня, если можно. У вас найдется свободное время? Минут пятнадцать?

— Мы сейчас собираемся завтракать. В три часа вас устроит?

— Прекрасно. Можно встретиться с вами где-нибудь? Если вы живете на Девятой, тогда в отеле на Пятой авеню...

Эд согласился.

Кларенс пришел туда первым, а Эд появился в начале четвертого, без шляпы, в одном плаще.