– Теперь понятно, почему ты столько лет принимала у нас Зину, – тихо сказала Инна.

Зиной звали вторую жену отца. К нескрываемому удивлению родных и друзей, мама неизменно и очень настойчиво приглашала Зину на все их с Инной домашние праздники. Бывало, гости переглядывались, давая понять, что простоватая, безвкусно одетая Зина – «не их круга». Но мать сурово пресекала все «антизинины» настроения. Она сама посылала Инну навещать Зинулю в больнице и отправляла в выходные помогать той на даче, совала деньги на гостинцы для жены бывшего мужа. Та благодарно принимала помощь падчерицы, поскольку своих детей у них с отцом Инны не было.

– Зинаиду, дочка, надо беречь и ублажать, – постоянно напоминала мама. – Слава Богу, она когда то пригрела твоего пьющего папеньку, обеспечила ему крышу над головой, сносный быт и нормальную семью. И меня, благодаря ей, совесть не мучит, что выгнала твоего отца из дома. Он ведь с Зиной даже пить стал гораздо меньше. А все потому, что вторая супруга отбирала у него все денежки в день получки – и без всяких там интеллигентских заморочек. Да и не ревновал он ее совершенно. Золотая женщина! Не дай Бог, с Зиной что то случится… Твой отец в тот же миг попытается перебраться к нам. Представляешь, какой ужас?

И мама брезгливо передергивала плечиками.

Постепенно все друзья семьи привыкли к Зине, монументально возвышавшейся над столом на всех домашних праздниках, и даже заботливо справлялись о ней, если привычное Зинино место за столом вдруг пустовало. В отсутствие Зины отец делался особенно остроумным, веселым, сыпал анекдотами и забавными историями из жизни, целовал дамам ручки и говорил комплименты, исподволь поглядывая на маму. Все мамины подруги смотрели на него с обожанием, а на маму – с легким осуждением. Но мать все его остроты упорно не замечала и настоятельно просила бывшего мужа в следующий раз приходить с Зиной…

Мать отпустила руку дочери и попыталась незаметно под манжетой пальто посчитать пульс. Маневр не удался, Инна все заметила.

– Ты как? – забеспокоилась она.

– Нормально, – попыталась мать улыбнуться, но улыбка в этот раз вышла вымученной и жалкой. Лидия молча положила под язык таблетку, которую ей дала врачиха «Скорой». Она, эта врачиха, ехала в кабине и беспокойно поглядывала в пробках на них в окошечко, выходившее в салон. Но мать каждый раз бодрилась и махала ей рукой: мол, не волнуйтесь, доктор, все в лучшем виде. катаемся вот с дочкой по Москве. Беседуем…

– А в чем, собственно, твой сюжет из моей жизни? Как писал несравненный Антон Палыч, «сюжет для небольшого рассказа»? – не выдержала Инна.

– Скорее, для пьесы, – поправила мать. Боль в груди отпустила, и она снова смогла говорить: – Для классической такой пьесы в стиле Малого театра. В такой пьесе, если ты помнишь, должны соблюдаться единство места, времени и действия. В тот день все как раз собрались в одно время и в одном месте. Действие тоже было одно, правда, очень печальное. В жанре трагедии. Похороны твоего отца.

– Я все помню, как в тумане, – призналась Инна. – Почти ничего не видела. Удивило только, что в гробу лежал совершенно чужой человек. Не отец. Я тогда впервые по настоящему поверила, что душа существует. Потому что она отлетела – и тело изменилось до неузнаваемости.

Отцовскую родню, прилетевшую с Урала и скромно толпившуюся возле Зины, Инна тогда почти не заметила.