Еще во время операции по передаче повстанцам вооружения Печилийский залив, в который и впадала Пейхо, на долгие месяцы стал излюбленным местом якорной стоянки шхуны "Добыча", от борта которой вверх по реке то и дело устремлялись ничем не примечательные китайские джонки, коих в устье кишело, как блох на бродячей дворняге. Загрузить в них за раз удавалось всего ничего, но в отличие от шхуны европейского типа, они не привлекали внимания китайской полицейской флотилии, да и пройти могли где угодно. Все же за тысячи лет активного пользования рекой, она оказалась столь сильно замусорена, что порой только на небольшой плоскодонной джонке по ней и было возможно пройти.

Естественно, не имея поддержки внутри страны, нечего было и мечтать направлять движение повстанческих масс в требуемую сторону. А засвечивать столь откровенным сотрудничеством действительно своих повстанцев, виделось невозможным. Потому экипажи снующих между берегом и русской шхуной джонок составляли исключительно люди господина Вана, коего было принято решение использовать в качестве громоотвода или подсадной утки - кому какой термин больше нравился.

Все еще оставаясь чиновником средней руки в составе Аньхойской клики, чей руководитель фактически формировал всю внешнюю политику Империи Цин и являлся некоронованным "королем Северного Китая", он имел немало столь необходимых знакомств и административных ресурсов для преодоления возможных препонов. А как владелец ряда современных прибыльных промышленных и торговых предприятий, связанных с русскими знакомыми, очень сильно опасался за их сохранность. В том числе от своего начальства, давно уже поглядывавшего в сторону столь лакомых кусочков.

Уже начиная с 1899 года такие, сидящие на местах, чиновники, к числу которых относился господин Ван, не контролировали ситуацию от слова совсем. Армейские части подчинялись исключительно своим генералам. Да и то не всегда - дезертиры по дорогам и деревням разгуливали сотнями. При этом жить хотелось продолжать не хуже, чем до начала всего этого затяжного восстания. Потому за возможность остаться не только при своем, но и прирасти имуществом и, чем черт не шутит, высокими должностями, пройдоха согласился весьма быстро, поторговавшись лишь из любви к искусству. Деньги, как говорится, не пахнут, и если его самый главный начальник с удовольствием принимал их из рук японцев, Ван не видел ничего плохого в том, чтобы кормиться с рук русских. Он бы с удовольствием продался еще кому-нибудь, но предложений, к сожалению, не поступало - у прочих европейских стран хватало своих прикормленных цинских чиновников.

Для того, кто в свое время умудрился набрать экипаж для капера, пусть тот и пошел на дно, едва покинув порт, отыскать несколько сотен головорезов, не представлялось проблемой. Особенно, если содержание и какие-никакие деньги для бойцов обеспечивали русские знакомцы, не забывая самого чиновника. Бандиты из Братства мечей, самые натуральные морские пираты и те же пригретые под крылом дезертиры ни в коем случае не относились к борцам за свободу и независимость. Именно для них впоследствии был введен термин "черные ихэтуане" - то есть те, кто наживался, набивая свои карманы награбленным имуществом, прикрываясь идеями истинных патриотов - "белых ихэтуаней". Но пока именно они, первыми получившие в руки старые русские винтовки и от того в одночасье ставшие в рядах повстанцев весьма грозной силой, обеспечивали неприкосновенность русских, привезших помимо эвакуационного отряда то, без чего тысячи винтовок, что уже более года скрывались по десяткам складов и погребов, являлись лишь кусками железа. Патроны. Миллионы старых шестилинейных патронов покоились в трюмах катамаранов. Все же до конца доверять китайским временным партнерам никто не собирался - потому на пять сотен завербованных Ваном "повстанцев" приходилось не более пяти выстрелов на человека. Что делало последних, скорее, показной, а не реальной силой.