Изменить размер шрифта - +
Слишком открывает лодыжки.

— Тем лучше!

— Нет уж, извините, я не великосветский художник.

Ноэль опустился перед Рэнэ на колени и тут же почувствовал себя перенесенным на порог темной комнаты, откуда доносилась приглушенная музыка.

— Что это за духи? — хрипло спросил он.

Как большинство женщин, когда их об этом спрашивают, Рэнэ приняла удивленный и игривый вид.

— Разве я надушена?

— Да, и, ради Бога, не уверяйте меня, что это ваш естественный запах! Я вам не поверю.

— Ну, тогда это духи Бэль. Не забывайте, что это ее платье.

Ноэль встал с колен. Почти вплотную склонился к Рэнэ:

— Не забываю! Но надушено не только платье, ваши волосы пахнут тоже!

Рука Рэнэ опустилась на плечо Ноэля и сжалась на нем:

— Ладно, все вам скажу, Шерлок Холмс! Я случайно наткнулась на вон тот флакон, и вылила из него несколько капель… лишь для того, чтобы убедиться, не преувеличивает ли Бэль, когда говорит, что «Каштановый цвет» производит на вас неотразимый эффект!

Ее обнаженная рука обвилась вокруг шеи Ноэля.

— Эй, вы, двое, поосторожнее! — произнес голос. — Я тут.

Ноэль резко высвободился и обернулся.

Не так представлял он себе возвращение Бэль. Он решительно не предусмотрел, что может оказаться виноватым в ее глазах!

— Могли бы все же со мной поздороваться…

Ее темный силуэт вырисовывался на пастельном фоне синего неба. В руке у нее был чемоданчик. Она была верна себе: бодрая и самоуверенная.

 

Глава 6

 

Любой мужчина испытал момент, когда искренне думаешь, что достиг дна глубокого отчаяния, упадка духа.

Всю неделю после возвращения Бэль, уже в самый день ее приезда, Ноэль ощущал себя до такой степени ничтожным, жалким, что даже последовательно подумывал о том, чтобы проглотить дозу яда, часть которой предназначалась Бэль, задушить изменницу ночью, уйти в одиночестве в неизвестность. Может быть, в иных краях он встретит другую Бэль, занимающуюся шитьем или достающую воду из колодца. Тщательность, с которой он вынашивал эти планы, доказывала, что это не просто бесплодная игра в умопостроения. В промежутке он неизмеримо страдал от того, что вынужден молчать и притворяться, что не может опереться на ту, прежнюю, уверенность. Испытывал ощущение блуждания в густой мгле, конца которой не будет.

Только искреннее объяснение позволило бы окончательно покончить с прошлым. Но (Ноэль понял это сразу же, как только она вернулась) засыпать Бэль вопросами, вырывать из нее тайну, какой бы она ни была, означало выдать самого себя; в его случае обвинять означало признаться.

Конечно, еще накануне он был полон решимости пожертвовать собственной безопасностью ради горького наслаждения поймать изменницу на лжи. Ни о каком ином будущем, кроме самого ближайшего, он и не думал. Хотел лишь разгрузить на Бэль хоть часть своего бремени.

Но оказалось достаточно ее голоса, привычного шума ее шагов, чтобы все это изменилось, чтобы у него прошла жажда мести, чтобы вновь завязались хоть и тонкие, но прочные узы.

Короче, хотя Ноэль и присваивал себе права поборника справедливости, карателя, он не испытывал угрызений совести виновного. Заплатить собственной свободой за жизнь какого-то Вейля — какая злая насмешка судьбы!

Бэль не сделала ни Рэнэ, ни Ноэлю никаких упреков, кои, вроде бы, были оправданы их поведением. Появившись, как всегда, в наилучший момент, она испытала удовлетворение, вызванное ее снисходительностью.

Но Ноэль не смог удержаться от того, чтобы не показать ей, что он не простофиля и на удочку не попался.

— Как твоя матушка поживает? — бросил он безразличным тоном, стараясь вложить в эти простые слова всю горечь, на какую был только способен.

Быстрый переход