— Какое-то влияние у меня, безусловно, есть. Но не думаю, что настолько большое, чтобы поминать мое имя рядом с именем премьер-министра.

— Что ж, тогда поговорим о другом вашем старом знакомом. Вы давно виделись с Матвеем Кожуховым?

— Да нет, не очень. — Шаховской задумался: — Вы знаете, я сейчас даже не вспомню когда.

— Вот как? А я вам помогу. У нас имеются сведения, что вы встречались с Кожуховым незадолго до его смерти. И долго беседовали. Могу я узнать о чем?

Турецкий блефовал. Никаких сведений о встречах Кожухова с Шаховским у него, конечно, не было. А в ФСБ — ясно как день — вся информация по делу Кожухова строго засекречена.

Шаховской долго молчал. Наконец он сказал:

— Не знаю, откуда у вас такие сведения, Александр Борисович, но мы действительно встречались. Один раз. Встреча была настолько незначительной, что я о ней просто забыл.

— Вот как? Забыли? Встретили старинного друга, которого через несколько дней после вашей встречи убили, и запамятовали? Разве такое бывает?

Глаза Шаховского, до сих пор приветливые и добродушные, стали глазами хищного зверя.

— Бывает! — резко сказал он. — Еще как бывает! — Однако уже в следующую секунду Шаховской снова смягчился. — Извините мне этот выпад, Александр Борисович. День был тяжелый. К тому же — эта жара… Я плохо ее переношу. Я и в самом деле виделся с Матвеем, но мне не хотелось об этом говорить.

— Почему?

— Видите ли… Когда-то мы были очень дружны. Мы долго не виделись, а когда встретились… Сами понимаете, прежде всего мы хорошенько это дело отметили. А потом… Что делают мужчины, когда они выпьют и пообщаются?

— Не знаю, — пожал плечами Турецкий. — У всех по-разному. Некоторые играют в шахматы, другие в домино. А третьи просто смотрят в окно.

Шаховской улыбнулся:

— Нет, в шахматы мы с Матвеем не играли. Мы предпочли другие развлечения. — Улыбка банкира стала слегка смущенной. — Девочки… — сказал он. — Мы продолжили вечер в компании девочек. Вот и все. Предчувствуя ваш следующий вопрос, скажу, что ни о чем важном мы с ним не беседовали. И никаких опасений за свою жизнь Матвей не выказывал. Это была просто встреча старых друзей, и ничего больше.

— О чем же вы с ним говорили?

— Да ни о чем конкретно… Молодость вспоминали. Знаете ведь, как это бывает.

— Ясно.

Шаховской положил руки на стол и тихо сказал, сильно понизив голос:

— Александр Борисович, можно и мне задать вам один вопрос?

— Задавайте, — разрешил Турецкий.

— Вы что-то говорили о записях… А что… они, эти «записи», и в самом деле могут помочь установить истину?

— Могут.

— Так почему вы не займетесь ими вплотную?

Турецкий лениво помахал рукой, отгоняя от лица дым.

— Займемся, когда они будут отреставрированы.

— Так, значит, эти записи сильно пострадали? — сочувственно поднял брови Шаховской.

— Пострадали, — кивнул Турецкий. — Но не очень. Слава Богу, в наше время техника делает чудеса.

— Надеюсь, у вас все получится, — негромко сказал Шаховской. Некоторое время он молчал. Потом посмотрел на Турецкого в упор — спокойным, властным взглядом, как смотрит начальник на подчиненного, и сказал: — Александр Борисович, вы, кажется, назвали меня влиятельным человеком, не так ли?

— Так.