— Вот и хорошо. Потому что, если вы вздумаете позвонить своим друзьям ментам, ваша жена умрет.

Но я надеюсь, что до этого не дойдет. Ведь до этого не дойдет, а, Александр Борисович?

— Нет.

— Ну и славно. Теперь, когда вы поняли, что я вас не разыгрываю, все, что вам нужно, это взять себя в руки и выслушать наши условия.

— Я хочу поговорить с женой.

— Разумеется. Оставайтесь на связи…

Турецкий ждал несколько секунд.

— Алло! — раздался в трубке звонкий голос жены. — Сашка, это ты?

Турецкий так крепко сжал трубку, что у него хрустнули суставы.

— Да, дорогая!

— Синий… — начала было Ирина, но ей не дали договорить.

Послышались звуки борьбы, затем — сдавленный стон. Потом все стихло.

— Ну вот, — вновь заговорил сиплый, — вы услышали голос жены и знаете, что она жива. Теперь мы можем поговорить?

Турецкий глубоко вздохнул, досчитал до трех и медленно выдохнул воздух. Сердце его перестало биться как сумасшедшее. Голова прояснилась.

— Да, теперь я готов вас выслушать.

— Тогда слушайте…

12

Филя Агеев, голубоглазый оперативник детективного агентства «Глория», сидел на краю стола и болтал ногами, обутыми в белые кроссовки. Оглядев коллег, он смачно зевнул и сказал:

— Скучно, господа.

— Это точно, — поддакнул Сева Голованов, поводя мощными плечами. — Клиенты разъехались к теплым морям, а нам остается сидеть и скучать в ожидании осени.

— Одним — море и пальмы, другим — пыльные улицы, душный офис и сломанный кондиционер, — проворчал Филя. — В нашем мире царит несправедливость.

— Спорный вопрос, — возразил ему бородатый, вечно взлохмаченный Макс, отрываясь от компьютера, чтобы отхлебнуть из чашки зеленый чай. — Умным людям нигде не скучно. Это я вам с полной ответственностью заявляю.

— На себя намекаешь? — с иронией поинтересовался Филя.

— Ну не на тебя же, — усмехнулся Макс.

— Что и требовалось доказать, — вздохнул Филя. — Мир чудовищно несправедлив. Одни пашут в поте лица, а другие только и умеют, что по клавишам тюкать. Кстати, Головач, хочешь свежий анекдот в тему?

— Давай, — кивнул жадный до анекдотов Голованов.

— По пустыне на верблюде едут монах с монахиней. Вдруг верблюд падает замертво. До ближайшего поселения — дней десять пути. Ну, монашка, ясное дело, в слезы. «Брат! — кричит. — Теперь мы погибнем?» — «Да, сестра, на то воля Всевышнего». — «Брат, тогда объясни мне напоследок, что такое мужское достоинство?» Монах задирает сутану и показывает. Монахиня долго разглядывает, а потом спрашивает: «Что это, брат мой? Для чего он нужен?» Монах почесал репу и отвечает: «Ну… понимаешь, сестра, это-источник жизни…» «Правда? — обрадовалась монахиня. — Тогда втыкай его скорей в верблюда и сваливаем отсюда!»

Кротов, сидевший в углу кабинета с газеткой в руке, криво усмехнулся. Голованов басовито хохотнул, а Макс едко заметил:

— Ты ведь говорил, что анекдот в тему.

— А он и есть в тему, — вздохнул Филя. — Все, что нам остается в душном городе, — это пыль, жара, монашки и верблюды. Макс, не принимай, пожалуйста, на свой счет.

— Обидеть художника может каждый кретин, — парировал Макс, улыбнулся и добавил: — Разумеется, я не имею в виду тебя.