— Что? Но… Но ведь это слишком быстро. Надо как-то подготовиться… Я не знаю, разработать план…

— У нас нет на это времени, — отрезал блондин. — Завтра Кожухов будет в Большом театре. Я буду его охранять.

Богачев сухо рассмеялся.

— Повезло же магнату с охранничком! — язвительно воскликнул он.

— Я буду не один, — не обращая внимания на язвительный тон Богачева, продолжил блондин. — Второго охранника я беру на себя. Я уведу его минут на десять.

— Как?

— Это моя забота. Если повезет — у вас будет десять минут. Если нет — минут пять. Вы должны уложиться в этот срок.

Богачев задумался. Потер пальцами подбородок.

— А как я попаду в театр? — спросил он.

Блондин сунул руку в карман куртки, вынул глянцевый прямоугольничек и положил его перед Богачевым.

— Вот билет, — сказал он. Затем поднял с пола кейс, положил его себе на колени и щелкнул позолоченными замочками. Через несколько секунд к лежащему на столе билету присоединились пистолет и глушитель. — Стрелять будете из этого. Ствол чистый. После того, как работа будет сделана, выбросите ствол в урну. Да, и не забудьте надеть перчатки. Если на стволе найдут ваши «пальчики», вы…

— Можете не продолжать, — прервал блондина Богачев. — «Пальчиков» не будет. Можно вопрос?

— Валяйте, — разрешил блондин.

— Почему вы не обратились к профессиональному киллеру?

Блондин улыбнулся:.

— Видите ли… После выполнения работы нам бы пришлось его ликвидировать. А это лишние хлопоты.

— Но что вам мешает ликвидировать меня?

— А зачем? — прищурился блондин. — На карту поставлено здоровье вашего сына. Уверен, вы будете молчать, даже если вам будут вырывать ногти плоскогубцами. Ведь так?

— Так, — кивнул Богачев.

— Ну вот. Если вас возьмут и улики будут неоспоримы, валите все на личную неприязнь. Пойдете по сто пятой. Мы позаботимся, чтобы вас выпустили досрочно. А за сына и жену можете не беспокоиться, голодать им не придется. Это я вам обещаю. Впрочем… — Блондин вновь улыбнулся, тонко, насмешливо. — не будем пессимистами, Сергей Сергеевич. Если вы все сделаете как надо, вас не поймают.

— Будем надеяться, — с хмурой улыбкой отозвался Богачев.

Вспоминая обо всем этом теперь, спустя три дня после убийства, Богачев чувствовал непреодолимую ненависть к белобрысому подонку, который заставил его убить человека. Но ненавидел он и себя — за то, что согласился на это убийство. Хотя Бог не оставил ему другого выбора. Нет, не оставил…

В ту ночь Богачев так и не смог уснуть. Так же, как и в предыдущие. От бессонницы его знобило. Пытаясь согреться, он сунул руки в карманы. Правый карман был порван, и за подкладкой Богачев обнаружил маленький графитовый стерженек от карандаша.

Утром, едва начало светать, он посмотрел на свои руки: на сбитые костяшки пальцев, на сорванный потемневший ноготь большого пальца («оказывал сопротивление при задержании», как гласил протокол), на голубоватые, взбухшие вены… На губах Богачева застыла судорожная усмешка. Он принял решение.

11

— Да, слушаю… Что?.. Да, понял. Как это случилось?.. Ясно. Скоро буду.

Турецкий опустил телефон в карман. Лицо его было обескураженным и растерянным.

— Что-то случилось? — спросил Вячеслав Иванович Грязнов, с которым Турецкий сидел в баре «Пивная пена» за кружкой пива.