Ну и сукин сын! Сделал мне комплимент, но такой, что мне захотелось завопить. И я завопила:

— Ты хочешь, чтобы я соблазнила этого дракона? Этого удава?! Этого садиста?!

Кези слушал и молча наливался злостью. И вдруг тоже завопил:

— Ладно, не иди к нему! Пусть Ирму прирежут! Если ты такая трусиха, пусть убийца всадит в нее свой большой нож!

Я заколебалась. Мне было так жаль себя. Но Ирма — почему она должна погибать из-за моей трусости?

— Хорошо, я сделаю это, Кези Джонс. Но только потому, что привязалась к Ирме. Даже представить не могу, как она будет валяться в луже крови...

Мы выскочили из гримерки и разбежались в разные стороны: Кези пошел искать труп, а я — шпиона со шрамом.

Я нашла Штайнера без особых усилий. Он сидел в кабинете Маркуса Адлера. Кстати, кабинет находился неподалеку от подиума, на котором мы выступали, и директор по звукам музыки в любую минуту точно знал, кто сейчас на сцене крутит бедрами.

Когда я входила в кабинет, звучала песенка «Какой чудесный день сегодня»: Ирма трудилась на подиуме вовсю.

Монстр сидел за столом Адлера и о чем-то напряженно размышлял. Я сразу вспомнила, что говорил Кези про шпионов. Уж не продумывает ли Штайнер какой-нибудь коварный план по скорейшему онемечиванию Калифорнии?

Услышав стук двери, Штайнер вскинул голову и посмотрел на меня злобным взглядом:

— Какого черта!.. Что вам надо, Мэвис? — заскрипел он. — У меня и без ваших дуростей голова идет кругом.

— Не беспокойтесь, мистер Штайнер, я не отниму у вас много времени, — скороговоркой произнесла я. — Я, действительно, наговорила вам час назад кучу глупостей и теперь хочу извиниться. Там, в гримерной, я была, кажется, не в себе... Я никогда днем не сплю, а тут вдруг уснула, и такое привиделось... Что самое удивительное, сон был совершенно реальным, вот и...

— Что?

— С вашей помощью я во всем разобралась. Это был сон, — твердо сказала я. — Во сне я видела Саломею, в спине ее торчал нож... Во сне... Ужасно смешно, правда?

Я попыталась засмеяться, но дикая злоба, которая светилась в глазах напротив, парализовала меня. Уж не испускает ли шпион Штайнер некое излучение, которое гипнотически воздействует на подсознание простых смертных?..

Штайнер неожиданно улыбнулся. Мне стало еще страшнее. Его большие белые зубы были похожи на зубы хищника. Если бы я только знала, что у него на уме!

— Садитесь, Мэвис, и давайте поговорим. — Голос Штайнера смягчился, но я понимала, что это интонации палача, думающего только о том, как лучше разделаться со своей жертвой, и отвлекающего ее внимание от топора.

— Я хочу еще раз послушать вас. Расскажите мне свой сон, но с подробностями.

— Это уже неважно, мистер Штайнер. У вас и без меня много своих дел... Я сглупила и наговорила лишнего. Это бред... Я спросонья несла сама не помню что...

Я присела на краешек стула. Все мои робкие попытки отбиться Штайнер пресек одним резким коротким приказом — не сказал, а пролаял:

— Говорите!

— Слушаюсь, сэр! — выпалила я. — Значит, сплю я и вижу... Вот я — во сне — открываю дверь комнаты Ирмы, а на стуле сидит девушка... То есть не совсем... тело ее на стуле, а голова — на столике перед зеркалом. А на халате сзади расползается красное пятно. Я решила, что эта девушка — Ирма, но у Ирмы темные волосы, а тут светлые...

Надо сказать, Штайнер терпеливо слушал и ни разу не перебил.