Человек, раздувавший очаг, сразу понес врачу ведро с углями, поверх которых лежал инструмент, похожий на кочергу с раскаленным до бела кончиком. Хирург окутал руку несколькими слоями полотна и взял «кочергу» за ручку, а потом приложил раскаленный конец инструмента к окровавленному обрубку ноги. Он резко водил рукой вверх и вниз, прижигая рану. В воздух поднялся сизый дымок, и комната наполнилась запахом горячей плоти. Раненый молчал, — он потерял сознание при первом прикосновении раскаленного металла к культе.

Помощники хирурга выпрямились и отступили от помоста. По их лицам тек грязный пот. Хирург прокричал:

— Аккуратно забинтуйте ногу. Но не очень туго, неумехи! Мне не нравится, когда ампутированные конечности начинаются отмирать…

Он подошел к Д'Ибервиллю, вытирая лицо полотенцем, использовавшимся во время операции.

— Вот и конец! Работа очень трудная, но мне кажется, я с ней хорошо справился. Мне всегда удаются операции на нижних конечностях.

— Это был Франсуа Мюро?

— Да, мой капитан. К счастью, он сильный человек. Д'Ибервилль облизнул губы.

— Неужели было необходимо ампутировать ему ногу?

— Мой капитан! — хирург был уверен в себе. — Могу вас уверить, если бы мы не удалили ногу, вскоре началась бы гангрена.

— Франсуа Мюро из Лонгея. Земля его отца расположена прямо за мельницей, когда мы были мальчишками, мы с ним часто гуляли вместе. Проследите, чтобы за ним был самый лучший уход.

— Прослежу, — энергично закивал головой хирург. — Я старался работать, как можно быстрее, чтобы помочь ему. Мой капитан, обычно я не теряю ни секунды и могу быстро ампутировать ноги.

— Он выживет?

— Клянусь, что выживет. Он сильный, как бык. Да, он будет до старости ковылять на одной ноге. Но у него было сильное кровотечение!

За экраном из одеял было темно, и душное зловонное пространство было настолько плотно уставлено кроватями, что санитары с трудом протискивались между ними. Все кровати были заполнены больными и ранеными. Люди лежали без ног, со сломанными ребрами, с лихорадкой. Среди них были те, кто поправлялся, и те, кто доживал последние минуты. Французы, раненые во время сражения, лежали вместе в одном конце помещения. Там было не так темно, воздух был чище и расстояние между кроватями было побольше.

Д'Ибервилль пробрался именно туда и увидел сидящего на кровати брата. От бинтов рука казалась огромной.

— Жан-Батист, у меня для тебя дурные новости. Мы отплываем завтра на рассвете.

Де Бьенвилль расплылся в улыбке.

— Какие чудесные новости! Я молился, чтобы Бог мне помог избавиться от этой вонючей дыры!

— Но ты с нами не поплывешь! Ты должен оставаться здесь и возвратиться домой весной на первом корабле.

Молодой офицер выпрямился на койке и начал тихо протестовать:

— Почему ты мне говоришь, Пьер, что я должен остаться здесь? Я хочу плыть с вами к Миссисипи!

Д'Ибервилль неохотно покачал головой.

— Братец, к несчастью, это невозможно. Ты еще недостаточно выздоровел, чтобы переносить предстоящие нам трудности. Мы поплывем на «Профонде». Я должен взять с собой несколько заключенных, и мне необходимо в оставшееся пространство загрузить как можно больше провианта. Путешествие будет очень трудным. Кроме того, существует опасность того, что нам придется зимовать во льдах и провести там несколько месяцев. Нет, Жан-Батист, я не могу взять тебя с собой, иначе я подпишу тебе смертный приговор.

— У меня хватит сил, — продолжал протестовать младший брат. — Мне нужно несколько дней подышать соленым воздухом, и тогда все будет в порядке.