— Он до сих пор висит в цепях! — продолжал кричать ле Дроль, — и вороны выклевали ему глаза.

— Пошли, Блез, — сказал де Бьенвилль, возмущенно глядя на доносчика, — нам не надо торопиться, я отправляюсь в театр.

По пути к рю де Фоссе, где был расположен театр Комедии Франсез, он задавал мальчишке много вопросов и, наконец, задал самый последний: хотел бы Блез жить в стране, где всегда достаточно еды и где каждая семья живет в собственном домике, где никто не ворует и соответственно никого не вешают?

К изумлению Жан-Батиста, мальчик не высказал особой радости и желания.

Покинуть Париж? Ему не понравилась эта идея. Париж с его жестокостью к детям, жившим в голоде и нищете, по-прежнему оставался для них целым миром. Мальчик спросил, правда ли, что в новой стране очень холодно, и там человека на каждом шагу подстерегают разные опасности?

Господин де Бьенвилль заплатил пятнадцать су за место в партере. Это была скамья без спинки, покрытая тонкой зеленой фланелью. Над партером возвышалась первая галерея с ложами по бокам, где сидели важные дамы — некоторые из них были поразительно прекрасными. Они держали в руках лорнеты, де Бьенвиллю понравилось, что в партере тоже было немало модно одетых людей. Его окружали хорошо одетые мужчины, передававшие друг другу табакерки и громко разговаривавшие. Казалось, они верили, что их никто не посмеет осудить.

Человек, сидевший рядом с Жан-Батистом, вел разговор с мужчиной, сидевшим перед ним.

— Сегодня не будет Габини, — сказал он обиженным тоном. — Вместо этого покажут две пьески с Бароном и Ла Дюк-лон. Моя лапочка будет исполнять роль в другой пьеске. Я это воспринимаю как личное оскорбление, потому что пришел сюда, чтобы только посмотреть на Габини. Если бы мне пришлось покупать билет, чего я, естественно, не сделал, потому что они слишком ценят мое присутствие здесь, я бы потребовал сразу же возвратить мне деньги!

— Но в данной ситуации есть свои положительные стороны, — возразил человек, сидящий впереди. — Барон и Ла Дюклон выступают одновременно!

Де Бьенвилль с интересом оглядывался.

Занавес был опущен, перед ними была авансцена, доходящая до партера. Она была длиной тридцать футов и такой же ширины. Жан-Батист ждал, когда же наконец поднимется занавес, и не заметил, как внимательно все разглядывали женщин в ложах. Первая ложа направо выходила прямо на авансцену, и это было удобно для зрителей, находящихся в ней, потому что им все было хорошо видно и их легко мог разглядеть любой. В ложе находились мужчина и женщина, и зрители активно их обсуждали, перешептывались, смеялись и даже показывали пальцами. В этом не было ничего удивительного, потому что женщина была молоденькой и хорошенькой, и наряжена настолько модно, что все дамы в театре пытались детально изучить ее наряд. На ней было чудесное платье цвета севрской синевы. Юбки были настолько широкими, что было ясно — под ними кринолин. На ней не было шляпки, а волосы были высоко подняты и красиво причесаны. Маленькая мушка была налеплена на кончик носа! И она выглядела задорной и очаровательной!

С ней был длинноносый с толстыми губами мужчина, не снявший шляпу. Он наклонялся вперед и нахально разглядывал публику в зале.

Занавес медленно и со скрипом поднимался, и актеры во главе с великим Этьеном Бароном начали играть первую комедию. Все актеры стояли на авансцене, на которой воздвигли декорации — кушетки, два кресла и вышитый экран перед камином. Бархатный баритон Барона начал очаровывать аудиторию, и де Бьенвилль полностью покорился этому чуду.