– Я останавливаю ее. – Голос Зандерса спокоен и сосредоточен. – Ты сказала то, что должна была сказать, и, насколько могу судить, все, что она может возразить, я бы не хотел слышать. Пока она не научится разговаривать с тобой. По крайней мере, не в моем доме.

Я делаю несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. Или, по крайней мере, пытаюсь.

– Ты в порядке? – мягко спрашивает Зи.

– Она такая стерва.

Из его груди вырывается смех.

– Да, она такая. Но ты в порядке?

Я делаю долгий глубокий вдох.

– Да, вообще то, да. Мне было приятно.

– Да, черт возьми. Вот это моя девочка.

Хотела бы я сказать, что не знаю, откуда взялась эта вновь обретенная уверенность, но это было бы ложью. Все это благодаря огромному хоккеисту, покрытому татуировками и золотыми украшениями, который не дает мне забыть о моей значимости.

– Я просто хочу, чтобы она принимала меня такой, какая я есть, и тот факт, что ее одобрение или его отсутствие так беспокоит меня, приводит в ярость.

– Не хочу читать тебе нотации, Ви, но правильные люди, те, кто заслуживает быть в твоей жизни, они примут тебя именно такой, какая ты есть. Это то, чему я быстро научился в последнее время.

Склоняю голову в сторону, выражение моего лица смягчается, и прежний гнев рассеивается.

– Я принимаю тебя таким, какой ты есть.

Зандерс морщит нос, прежде чем занять место рядом со мной и потянуть меня к себе, заставляя сесть к нему на колени.

– Я знаю. – Это сопровождается быстрым поцелуем. – И я принимаю тебя, но важнее всего то, что в какой то момент тебе нужно будет принять себя.

Ух, этот человек.

– Хорошо, мистер Почти Десятилетняя Терапия, – утыкаюсь лицом ему в шею, мой голос приглушается его кожей. – Я принимаю себя.

Он отстраняется, заставляя меня посмотреть ему в его карие глаза.

– Уверена?

Кивнув, я тихо добавляю:

– Вообще то, да. Я начала принимать то, что мое тело отличается от тел девочек, с которыми я росла, и это нормально. И приняла свои вьющиеся волосы по сравнению с тем, что, как мне казалось, я когда то хотела. Просто я провела так много времени с людьми, которые заставляли меня чувствовать, что я недостаточно хороша или выгляжу не так, как они хотели, что не думала, что мне можно это полюбить. Но мне начинает нравится.

Самая мягкая, самая гордая ухмылка расплывается на губах Зандерса, когда он смотрит на меня.

– Не все время, конечно, – продолжаю я. – Бывают дни, когда мне все еще некомфортно в своей коже, но раньше так было каждый день. Теперь, нет.

Он убирает беспорядок, который я называю «утренней прической» с моего лица.

– Это прогресс, Ви.

– Прогресс, – соглашаюсь я.

– Однажды, надеюсь, ты сможешь в полной мере оценить свое тело, потому что, милая, оно секси, и мой член никогда не был так счастлив.

– Господи, – я со смехом откидываюсь назад. – Ты хуже всех.

– Ты одержима мной. Признай это, – он покрывает поцелуями мою шею и щеку. – Эй, у меня новый номер, так что я напишу тебе его позже, хорошо?

– Из за твоей мамы?

Выражение лица Зандерса становится пустым и жестким, прежде чем он кивает.

– Хочешь поговорить о вчерашнем?

– Не совсем, нет.

Я понимающе улыбаюсь ему.

– Хорошо.

Зандерс колеблется, изучая мое лицо, прежде чем сделать глубокий вдох.

– У меня был приступ паники, потому что я был чертовски зол на нее за все. За то, что позвонила мне, за то, что бросила меня, когда я был подростком, за то, что пытается вернуться в мою жизнь из за моих зарплат. Такое бывает нечасто, но если я очень расстроен и не могу нормально думать, то иногда впадаю в панические атаки.