Он причинил мне боль. Будет справедливо, если он почувствует хоть малую толику того, что испытываю я.
Это ложь. Я слишком сильно люблю его, чтобы желать ему боли, но из чувства самосохранения не знаю, как заставить себя чувствовать себя лучше в этот момент. Или в любой момент, на самом деле.
– Газированная вода, я полагаю?
Резко выдыхая, Зандерс быстро моргает и качает головой, пока, наконец, не отпускает мою руку и не позволяет мне уйти.
Сфокусировав взгляд на кухонном отсеке, я заставляю свои ноги нести меня туда как можно быстрее, пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица, пока не смогу спрятаться.
– Ты крутая, – хвалит Инди, как только я вхожу в наше рабочее пространство. – Но если захочешь поплакать, я тебя прикрою.
– Хорошо. – Мой голос ломается. – Может быть, только на секунду.
Остаток полета до Сиэтла я провела, спрятавшись в кухонном отсеке. В какой то момент Рио засунул голову и пошутил, что мы с Зандерсом весь год общались за спиной у всех, но когда я даже не улыбнулась, он понял свою ошибку.
Похоже, кроме Мэддисона, никто в команде не знает, что мы расстались. Я не уверена, хорошо это или плохо, но стараюсь не обращать на это внимания. В конце концов, между нами все кончено, так что хвататься за соломинку, чтобы дать себе хоть немного надежды, – только оттягивать душевную боль, которая, как я убеждена, будет длиться всю жизнь.
Моя рабочая форма напоминает о комплиментах, которыми Зандерс осыпал меня, когда я носила ее, поэтому, как только оказываюсь в своем гостиничном номере, снимаю ее и переодеваюсь в свои самые удобные штаны. Что, конечно же, тоже напоминает мне о нем. Я даже не упаковала те, которые он мне подарил, но это неважно.
Из моего номера в отеле открывается вид на «Большое колесо» Сиэтла15, расположенное прямо у воды, но как бы ни было красиво все это, оно напоминает мне о пирсе «Нэви Пиер»16 в Чикаго. А это напоминает мне о квартире Зандерса, которая, в свою очередь, напоминает мне о самом Зандерсе.
Я ненавижу, что мой мозг ассоциирует его с каждой частичкой моей жизни в Чикаго. Я бы хотела не думать о нем каждую секунду каждого дня. Но этот город наполнен им, и я не знаю, как его очистить. Он заполонил каждую часть моей жизни.
В моем сердце Чикаго олицетворяет Зандерса, впрочем, как и почти все города Северной Америки, которые мы посещали вместе.
Выключив все огни в своей комнате, я зарываюсь под одеяло на кровати, нуждаясь в темноте, чтобы уснуть. Сейчас только три часа дня, но сон позволяет моему разуму отключиться, поэтому я сплю днями напролет, надеясь, что это поможет быстрее скоротать время.
Телефон звонит на тумбочке, освещая темную комнату, и я не могу быть более благодарна, когда вижу на экране имя моего отца. И вздох облегчения вырывается из меня, как только беру трубку.
– Привет, пап.
– Ви! Как дела у моей девочки?
– Уже лучше.
На мгновение между нами воцаряется тишина. Мой отец узнал обо всех моих отношениях с Зандерсом примерно тогда, когда мы расстались. Хотя, часть меня думает, что он знал об этом с тех пор, как приезжал на Рождество.
– Райан звонил. Он беспокоился, что ты улетаешь на плей офф. Хотел, чтобы я тебя проверил.
– Это мило с вашей стороны, но со мной все будет в порядке.
Может, это и неправда, но я заявляю об этом.
– Ну, я обещал твоему брату проведать тебя. Так в каком ты номере?
– Что?
– В каком ты номере? Я у твоего отеля.
Глаза расширяются, я отвожу телефон от уха, чтобы посмотреть на экран, хотя не знаю, зачем. Не похоже, что он в FaceTime и может доказать, что он в Сиэтле. Я просто в шоке.
– Правда? – Мой голос срывается, впервые за долгое время я чувствую проблеск надежды. |