Вот почему Мэддисон – мой лучший друг. Возможно, он единственный человек, кроме его семьи и моей сестры, который знает, что я не плохой парень, каким меня выставляют медиа. Но у моего имиджа есть свои плюсы: женщины бросаются на самопровозглашенного «недостойного любви плохиша», а наши контрастные образы приносят нам обоим кучу денег.

– Не, я все еще наслаждаюсь этим, – честно говорю я ему. – Мне нужно получить новый контракт до конца сезона, так что до тех пор мы должны продолжать в том же духе.

С тех пор как Мэддисон приехал в Чикаго пять лет назад, мы создали эту сюжетную линию, которую с удовольствием обсуждают фанаты и СМИ. Мы зарабатываем кучу денег для организации, потому что наш дуэт приковывает внимание болельщиков. Некогда ненавистные соперники превратились в лучших друзей и товарищей по команде. Мэддисон уже много лет женат на своей возлюбленной из колледжа, и у них двое детей. У меня бывают ночи, когда две разные женщины приходят ко мне в пентхаус. С точки зрения стороннего наблюдателя мы не можем быть более разными. Он – золотой мальчик хоккея, а я – городской возмутитель спокойствия. Он забивает голы, а я нравлюсь дамами.

Люди хавают это дерьмо. Мы разыгрываем спектакль для СМИ, но правда в том, что я не такой кусок дерьма, каким меня считают люди. Меня волнует гораздо больше, чем просто женщины, которых я привожу домой с арены. Но я также уверен в том, кто я есть. Мне нравится заниматься сексом с красивыми женщинами, и не собираюсь извиняться за это. Если это делает меня плохим человеком, ну и хрен с ним. Я зарабатываю чертовски много денег будучи «плохим парнем».

Прокручивая свой телефон, боковым зрением замечаю фигуру, но не поднимаю взгляд, чтобы увидеть, кто стоит передо мной. Хотя, судя по моей линии обзора, могу сказать, что фигура принадлежит женщине, а единственные женщины на борту – это стюардессы.

– Вы… – начинает она.

– Да, я Эван Зандерс, – прерываю я ее, не отрывая взгляд от экрана телефона. – И да, это Илай Мэддисон, – добавляю я устало. – Извините, никаких автографов.

Это происходит почти каждый рейс. Новый летный экипаж пускает слюни от встречи с профессиональными спортсменами. Это немного раздражает, но это часть работы – быть узнаваемыми так, как мы двое.

– Рада за вас. И мне не нужен автограф. – Ее тон совершенно не впечатленный. – Я хотела спросить, готовы ли вы к тому, что я проведу для вас инструктаж по выходу из аварийного ряда?

Наконец, я смотрю на неё, взгляд ее сине зеленых глаз пронзителен и язвителен. Ее волосы развеваются каштановыми кудрями, которые невозможно укротить. Ее поцелованная солнцем кожа, усеяна нежными веснушками на носу и щеках, и судя по выражению ее лица девушка совсем не впечатлена встречей со мной.

Не то чтобы мне было до этого дело.

Мой взгляд блуждает по ее телу. Рабочая форма обтягивает каждый изгиб ее соблазнительной фигуры.

– Ты ведь понимаешь, что находишься в аварийном ряду, Эван Зандерс? – спрашивает она, прищурив свои миндалевидные глаза, как будто я идиот.

Мэддисон хихикает рядом со мной, никто из нас никогда не слышал, чтобы женщина говорила со мной с таким презрением.

Мои глаза превращаются в щелочки, я не отшатываюсь, немного шокированный тем, что девушка только что говорила со мной таким тоном.

– Да, мы готовы, – отвечает за меня Мэддисон. – Приступайте.

Стюардесса произносит свою речь, и я отключаюсь. Я слышал это больше раз, чем могу сосчитать, но, полагаю, юридически экипаж обязан говорить нам это перед каждым полетом.