|
Пора! Я оттолкнулся от земли, пальнул наугад, уходя в сторону, сокращая стремительно дистанцию, потом еще раз, не давая противнику высунуться и поднять голову. Еще раз…Перекат, прыжок, выстрел…Сердце бешено ухало в груди от притока адреналина. В ушах застряла тугая вата от громких очередей. Ну же! Еще! Очередь…Я основательно приложился плечом о камень, заметенный снегом, ушел в сторону, очередь. Десять метров до вышки, дальше нельзя, чтобы не попасть под перекрестный обстрел. Позади меня сопели зэки, толпой двигающиеся вдоль стеночки. Вояки, вашу мать! Сказал же рассыпаться! Пора! Я вскочил на ноги, прицеливаясь…Сейчас очередь и метнуть гранату, и дело сделано! Еще чуть-чуть и…ППШ разочарованно щелкнул пустым казенником. Я еще раз ошеломленно попробовал выстрелить, не понимая, то диск опустел. Черт! В проеме вышки мелькнуло испуганное лицо срочника. Вот и все…Ладони вспотели, и приготовленная для броска гранат чуть не выпала в снег. Я стоял на открытой местности прямо напротив заряженного пулемета, готового прошить мою грудь насквозь. Итог…Рука метнулась сама, выбрасывая под опоры гранату с сорванной чекой. Но еще раньше оглушительно громко прогремела длинная очередь снова заработавшего пулемета. Тело мое отбросила назад острая боль, и последнее, что я услышал был оглушительный взрыв, прогремевший под вышкой. Мир померк, укрывшись черной пеленой, и я потерял сознание.
…– Где-то тут должен быть адреналин! Быстро!– голос Качинского я услышал, как сквозь тугую вату. Чьи-то быстрые шаги, скрип плохо подогнанных половиц. – Все под замком!– да…это кажется был Матвей. – Так сбей его к х..ям!– рявкнул Лев Данилыч. – Перевяжите его сначала…– посоветовал рассудительный голос Седого где-то над головой.– Кровищи вон уже сколько натекло… Хотелось пить. Во рту пересохло, а в левой груди жгло огнем. Я попытался открыть глаза, но не смог. Тело отказалось повиноваться, предпочтя провалиться в блаженное забытье. Мне снилась Валя. Ее грустные глаза смотрели на меня, а нежная задумчивая улыбка заставила потянуться к ней, чтобы обнять. – Валя… – Живой еще! Где этот бля…ский адреналин? Мотя! Усилием воли я открыл глаза. Мы находились в медпункте. Там, где первый раз увиделись с моей Валентиной в этом страшном месте. Я лежал на кушетке. Все медицинские приборы были разбиты, стол перевернут, бумаги разбросаны по полу, а среди них, бесстыдно раскинув ноги лежал мертвая Бергман. Рот приоткрыт, глаза наполнены ужасом творившегося с ней бесстыдства. – Он очнулся, Лев! – Сашка!– страшную картину с медсестрой закрыл собой Качинский. На щеке ссадина. Но живой и вроде бы внешне вполне себе целый. – Саша! Мы смогли! Мы победили! Темнота снова подступила ко мне со всех сторон. Тошнота подкатила к горлу, я кашлянул и снова провалился куда-то вглубь собственных видений и снов. На этот раз мне приснилась мама. Она тоже молчала. Лишь горестно утирала краем платка слезы. Седая, измученная…Выглядевшая намного старше своих лет. – Живи!– неожиданно попросила она, улыбаясь.– Живи, Сашка! – Коли!– словно разряд молнии подбросил меня на столе. Я открыл глаза, вырываясь из плена видений. Надо мной стоял Качинский с длинным стеклянным шприцом в руках. – Теперь жить будешь! Нам это лекарство не раз на войне помогало,– товарищ отвернулся от меня, снимая резиновые перчатки. Мы теперь находились в здании администрации. Я лежал на столе в кабинета Коноваленко, а самого Андрея стянули на пол. На зеленой гимнастерки виднелись три аккуратных пулевых отверстия. Меня вырвало…Захлебываясь рвотой, я кашлял, пока желудок не перестал судорожно сжиматься, пытаясь выплеснуть наружу все свое содержимое. |
