– Тогда мы с Матвеем и Малиной займемся администрацией и радиоточкой! Тебе два десятка хватит?

– С головой,– буркнул я, доставая из ящика новенький ППШ. Присоединил диск, проверил. Еще парочку распихал по карманам. Некогда в пылу боя снаряжаться патронами. Добавил туда три осколочных гранаты и пистолет.

Как же мне хотелось, чтобы побыстрее все это закончилось! А как же мать, Валентина? Мелькнула в голове мысль. Пустое, решил я. Как мне потом им двоим смотреть в глаза? Пустое…Я твердо решил умереть!

– Тогда не будем зря терять время!– распорядился Качинский. – Моть, веди своих! Пусть снаряжаются. Первым начинает Александр, а потом мы! С Богом!

Малина молча куда-то исчез, и через пару минут узкое пространство оружейки наполнилось незнакомыми мне людьми в зэковских робах. Один за одним они забирали оружие, становясь в неровную шеренгу, озлобленно скалясь золотыми фиксами.

– Ну что, бродяги?– обратился к ним Матвей, когда шум слегка улегся и стало потише.– Фарту нам! Либо мы этих тварей, либо они нас!

– Ну что, Саша,– обратился ко мне Качинский, похлопав по плечу. Глаза его горели незнакомым мне болезненным азартом,– авось, еще свидимся…Где наша не пропадала!

Я кивнул. Говорить не хотелось. Меня тошнило от той мерзости, что я был вынужден сейчас творить. Ведь в чем виноваты эти охранники на вышках? В чем виноват другой персонал лагеря? Мне придется убивать невинных людей, и они в меня будут стрелять не потому что я такой плохой, а потому что у них есть приказ! Разделить эту радость я с Качинским не мог .

– Может и свидимся,– кивнул я, двигаясь в сторону двери. Почему то сейчас мне было противно видеть счастливые глаза своего товарища, а он как будто меня понял, промолчал, провожая меня долгим упрямым, жгущим спину взглядом.

– Мы начнем за тобой!– донеслось мне в след, напоминание Моти.

Начинайте…Это будет мой последний бой. Слава Богу, что я не увижу, чем эта история закончится. Прости меня, Валя…

Уже на пороге я оглянулся. За мной шагали двадцать счастливых зэков, которые неожиданно получили свободу, довольные, улыбчивые…Бедные…Они даже не понимают, что стали пешками в большой чужой игре, что их жизнями пожертвовали не особо задумываясь, чтобы некоего Александра Клименко внедрить в немецкий вермахт. Наивные! Многие нашу атаку не переживут, но умрут свободными, а значит счастливыми…

– Толпой не бежать, рассыпаться,– проговорил я,– использовать от огня с вышек естественные укрытия. Первый десяток открывает огонь по вышке, остальные бросают гранаты. Всем ясно?

– Не дрейфь, начальник,– блеснул золотыми фиксами тот, что стоял ближе всех ко мне,– не пальцем деланные, кое-что соображаем…

– Ну и отлично!– кивнул я, чувствуя, как страх уходит, приходит некое смирение, а на душе становится легко и спокойно. Скоро все закончится!

– В бой!

Коротко приказал я, бросаясь в приоткрытую дверь оружейки. В лицо дыхнуло морозом. Завидев меня с оружием вертухай среагировал почти мгновенно, длинная очередь вспахала под моими ногами натоптанный снег, взметая вверх фонтанчики грязи.

– Вперед!

Тело, словно стало отдельно от мозга. Знало все само и наперед. Перекат, короткая очередь, перекат. Пулеметчик палил вслепую, не давая выйти моему отряду. Ничего! Совсем скоро пареньку надо будет перезарядиться и тогда…Выстрелы смолкли. По лагерю заиграла длинная тягучая сирена тревоги. Пора! Я оттолкнулся от земли, пальнул наугад, уходя в сторону, сокращая стремительно дистанцию, потом еще раз, не давая противнику высунуться и поднять голову.