Изменить размер шрифта - +


– Швайн! – кулак офицера, затянутый в перчатку, пришел в соприкосновение с челюстью Петра. Было больно, но после предшествующих мучений –

вполне терпимо.

– Спокойнее, герр Хольтц, – сказал морщинистый. – Пусть наш тибетский[12 - Множество солдат тибетского происхождения погибло при обороне

Берлина, а культурные связи нацистов и Тибета – установленный, но плохо изученный факт.] друг попробует еще что-нибудь.

Вновь зазвучала незнакомая речь. Петр закрыл глаза, готовясь к боли.

Пальцы-сучки на этот раз коснулись шеи. Последовал ряд нажатий, и позвоночник словно вспыхнул. Яростное жжение распространилось по всей его

длине, проникло во внутренности, где заполыхал настоящий пожар.

Петр изо всех сил сдерживал крик, что рвался из горла, как птица из ловушки. Руки и ноги дергались, а стальная полоса на лбу впивалась в

кожу, говоря о том, как напряжена шея. Будь путы менее прочными, пленник наверняка разорвал бы их.

На этот раз боль не проходила дольше. Когда Петр смог открыть глаза, он чувствовал себя так, словно его долго и беспощадно били.

Болезненные ощущения остались почти в каждом органе…

Лица окружающих сквозь пелену боли казались неправдоподобно большими и какими-то плоскими, словно блины.

– Ну что, будешь отвечать, русская сволочь? – каркающим голосом произнес один из блинов.

Петр улыбнулся и ответил как можно громче:

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия!

Следующего прикосновения он не ощутил, просто мир вокруг исчез, а тело швырнуло в черный океан боли. Его волны причудливо швыряли то, что

осталось от капитана Советской армии, и в ушах безостановочно звенел чей-то вопль, похожий на вой.

Океан отступил в тот миг, когда Петр понял, что кричит он сам. Затем силы кончились, и крик перешел в сиплый хрип. Если бы не стальной

обруч вокруг лба, капитан, скорее всего, бился бы головой о спинку кресла, пытаясь заглушить сверхъестественную боль обычной…

Когда он снова смог четко соображать, то ощутил резь в предплечье. С трудом сфокусировал взгляд и обнаружил, что порезал запястье о

железный фиксатор. Кровь текла лениво, словно нехотя, прокладывая темную дорожку на странно белой, словно снег, коже.

– Отвечай! – донесся голос допрашивающего.

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – прошептал Петр, но его, похоже, услышали. Последовал удар по лицу. В носу

что-то хрустнуло, по губам побежала горячая соленая струйка.

Затем грохнула дверь, и в помещении раздались незнакомые голоса.

– Опять развлекаетесь, Ульрих? – сказал кто-то мягким звучным баритоном.

– А что, Август, вы против? – ответил морщинистый и, судя по звукам, встал.

Петр поднял тяжелые, словно свинцовые, веки и увидел новое лицо. Человек в мундире гауптштурмфюрера[13 - Соответствует капитану.] смотрел

на морщинистого без подобострастия, несмотря на разницу в чинах. Эсэсовская форма сидела на подтянутой фигуре очень элегантно, а возраст

выдавали только седые волосы. Окантовка погон была синей и говорила о принадлежности офицера к касте военных медиков.

– Нет, я не против, товарищ, – улыбкой гауптштурмфюрер выделил последнее слово, добавив в него изрядную долю иронии. – Но есть ли смысл

тратить столько времени на одного упорного пленника, если проще выбрать самого слабого и узнать всё от него?

– Этот – командир, – неохотно кивнул бригаденфюрер.
Быстрый переход