Владимир Колычев. Выстрел, который снес крышу
– Неважно, неважно, – обеспокоенно и с упреком заключила женщина-врач, опуская свой молоточек. – Не фонтан, если честно, – признался Павел Торопов и закрыл глаза, чтобы унять головокружение. На вид ему было тридцать лет. Молодой мужчина с высоким лбом и ранними залысинами; широкие скулы, узкий с горбинкой нос, глаза светло-карие, чуть асимметричные, глубоко посаженные. Взгляд грустный, на тонких губах – ироничная улыбка. Роста он был выше среднего, сухопарый, жилистый, одним словом, прочного телосложения, поэтому могло показаться удивительным то, что на ногах он держался, мягко говоря, неуверенно. – Сотрясение мозга у вас. Легкой или даже средней тяжести. Думаю, вас нужно направить на обследование в обычную поликлинику… – А у вас необычная поликлиника? – улыбнулся Торопов. – Я смотрю, вы мужчина с юмором, – строго, но с капелькой кокетства во взгляде заметила женщина. – Работа у нас такая, без юмора никак. – Да, работа у вас такая… Врач вернулась за свой рабочий стол, взяла служебное удостоверение и с каким-то непонятным сожалением прочитала: – Торопов Павел Евгеньевич, майор милиции, старший оперативный уполномоченный уголовного розыска… Назовите мне номер своего служебного телефона, и я позвоню вашему начальству, скажу, чтобы вас забрали. – Вы мне лучше мой сотовый телефон верните. Я сам позвоню. – Телефон мы, конечно, вернем, но позвонить по нему вы не сможете. Нулевой уровень сотового сигнала. Как вы сами понимаете, Павел Евгеньевич, медучреждение у нас необычное, поэтому и место выбрано соответствующее, вне зоны покрытия… И снова женские губы тронула кокетливая улыбка. И в глазах на несколько мгновений зажглись лукавые искорки. Эльвире Тимофеевне было слегка за сорок, но для своего возраста она выглядела замечательно. – Шутить изволите? – Торопов правильно понял ее настроение. – Ваше учреждение когда строилось? Лет пятьдесят назад? А сотовая связь когда в нашу жизнь вошла? – Думаю, у вас легкая степень сотрясения, – с мягкой иронией проговорила она. – Голова соображает, значит, беспокоиться не о чем. – Тогда бы я хотел продолжить работу. – Ваше право… Но… В свои годы Эльвира Тимофеевна умудрилась сохранить былую красоту, но все же в молодости она была ярче и краше, чем сейчас. Наверняка мужчины вились вокруг нее как мухи. И дрались из-за нее, и сходили с ума… Торопову она чем-то напоминала его жену. Черты и даже овалы лица разные, несхожие, но у них был общий типаж красоты. Пышные темно-русые волосы, высокие надбровья, яркие светло-серые глаза, сочные чувственные губы, обе высокие, сухопарые. И одинаково обаятельные. Будь Эльвира Тимофеевна помоложе, Торопов мог бы и влюбиться в нее. Восемь лет назад его Маше было двадцать четыре. И сейчас ей столько же. И через годы ничего не изменится. Быть ей вечно молодой в его памяти… А Эльвира Тимофеевна будет и дальше стареть. Потому что она жива и умирать не собирается. Да и не за что ее убивать. Ну, смотрит она сейчас на Торопова как на своего пациента, и что? Ведь он и сам когда-то проходил обследование в психиатрическом диспансере закрытого типа. А Машу он убил. Восемь лет назад. Вместе с ее любовником. Ее застрелил из одного ствола охотничьего ружья, его – из другого. Она умерла сразу, а он – уже в больнице, на операционном столе… – Что «но»? – Торопов настороженно посмотрел на врача. Не нравился ему ее взгляд. Очень бы не хотелось ему казаться психопатом в глазах этой симпатичной женщины, но… – Вы же взрослый человек, Павел Евгеньевич. |
