Я открыл дверь лазарета. В первой палате лежали и стонали двое пораженных... я прошел дальше. Больных у нас было двое - Виктор Иванович захворал все-таки после нашего похода, и семилетний Гришка опасно заболел пневмонией. Виктор Иванович спал, я не стал будить его, разумеется. Женщин больных, сколько я знал, у нас не было. Тем не менее, ширма, отделявшая женскую половину, слегка шевелилась. Как будто там был кто-то. Я остановился и громко позвал:  - Катя!  За ширмой заерзали. Мне стало как-то неудобно, я уже собрался выходить. Занавеска откинулась, и вышел Артем. Волосы его были встрепаны больше обычного, он застегивал верхнюю пуговицу рубашки (сохранил еще с Земли).  - А, это ты... чего тебе? - недовольно спросил он. Я на некоторое время потерял дар речи.  - Я к Кате... хотел спросить, может, помочь что-нибудь.  Катя вынырнула из-за занавески - как всегда, свеженькая, аккуратно причесанная, в чистом холщовом платье. И какая-то особенно сияющая. Она подошла к Артему, взяла его под руку и прильнула щекой к его плечу.  - Коленька, - она будто мурлыкала, я еще не видел ее такой... довольной, что ли, - Не надо ничего. Видишь, народу мало... Спасибо.  - А... ладно, - выдавил я и бросился прочь. Как неудобно... надо же было так нарваться.  Уже почти дойдя до дома, я наконец навел порядок в своих мыслях и понял главное, что меня тревожит - что же будет с Катей и Артемом на Земле...  У Артема жена и ребенок. У Кати, я знал, осталось двое маленьких детей. Или на Земле между ними ничего не будет?  Ладно, решил я, не мое это дело. Не мне, молодому ослу, туда лезть. Меня не касается...  Я открыл дверь, вошел... дома был только дядя Леня. Я молча лег на койку.  Завтра воскресенье... Я стал придумывать, чем бы заняться. Выбор, честно говоря, небольшой. Все приличные книги в библиотеке прочитаны. Гулять - холодно и дождливо... наверное, опять будем сидеть дома, в карты резаться... и надоели же эти карты.  - Коля, - позвал дядя Леня. Голос его подрагивал - явно хватил уже своей браги, - ты спишь?  - Нет.  - Коль, а ты знаешь... сегодня у моего сына день рождения. Его Олежкой звали.  - А сколько ему исполнилось? - спросил я из вежливости.  - Ему... ему бы было двадцать один. А так - тринадцать...  Я молчал, не понимая.  - Он погиб у меня, Коля, когда ему было тринадцать лет, - сказал дядя Леня. Я снова ничего не ответил. Не представляю, что можно сказать человеку в таких случаях.  - Он под КАМаз попал... Водитель молодой... желтый свет на светофоре был, мальчишка побежал, а тот хотел быстрее проскочить. Не заметил. Это все на моих глазах было, я сзади шел.  - Водителя посадили? - спросил я.  - Не... - дядя Леня махнул рукой, - я матери говорю... вот ему, считай, двадцать. Олежке бы через семь лет тоже двадцать было. Будем ему жизнь ломать? Ну и сказал, что Олежка был виноват, на красный побежал.  - У вас ведь еще дети есть, - сказал я.  - Еще дочка... да что, Коля, ты вот молодой еще. Не поймешь. Все равно ведь больно, когда свой сын...даже если бы их десять было.  - Я понимаю.  - Мать-то говорила, ну и пусть сидит, так ему и надо... так убивалась, Господи, так убивалась. И я думаю... знаешь, дома так пусто стало, бессмысленно, ничего не надо.