Алина Кускова. Выйти замуж за 25 дней
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Спокойный тихий вечер в одном из дворов провинциального городка Тугуева грозил превратиться в разнузданное действо с дракой, «Скорой помощью» и милицией. Все началось с того, что после ожесточенной дискуссии с женой по поводу того, чья очередь выносить мусорное ведро, Артемий Федорович Чесноков наткнулся у подъездной двери на соседа Скворцова. Тот буквально вцепился в рукав Чеснокова и сообщил на ухо о маньяках в юбках, орудовавших во дворе. – Ловят, – волнующе шептал сосед, – прижимают к стенке и о… Чесноков инстинктивно заслонил свое хозяйство мусорным ведром. – И что «о»? – поинтересовался он таким же еле слышным голосом. – Требуют жениться! – почти прорыдал в ухо Артемию Федоровичу Скворцов. – О?! – сообщение подействовало на Чеснокова громом и молнией. Недавняя ссора с женой, после которой он в одних тапочках на босу ногу и стареньких шортах оказался на темной улице, оставила в его душе гнусный отпечаток, который кидал тень практически на весь женский род. Пока он несколько секунд соображал, стоит ли ему идти к мусорным контейнерам или опрокинуть ведро прямо в кусты сирени, растущие у подъезда, и ни с кем не связываться, Скворцов проскользнул в подъезд и пулей поднялся на третий этаж. Двор вновь окутала зловещая тишина, нарушаемая какими-то всхлипами. Чесноков всмотрелся в сумерки. На него шла растрепанная девица неопределенного возраста с расставленными в стороны руками. Она судорожно открывала ярко накрашенный рот, но звуков голоса не было слышно. Только всхлипы. Чесноков прижал к себе драгоценное ведро и приготовился к бегству. Но, видно, девица обладала таким парализующим взглядом, что ноги Чеснокова сделались ватными, а коленки предательски задрожали. – Женат?! – поинтересовалась девица. – …гу, – с трудом выдавил Чесноков. – Отпадаешь, – изрекла девица, ткнув его длинным пальцем, и, развернувшись, направилась в другую сторону. Словно повинуясь ей, Чесноков попятился назад к спасительному подъезду, но зацепился за порог и свалился, опрокинув на себя картофельные очистки и недоеденные кабачки. Потирая ушибленный затылок и ругая на чем свет стоит баб-маньячек, Артемий Федорович поднялся домой. Девица тем временем зашла в глубь двора и присела на скамейку у детской площадки. – Ничего, сейчас отловим. Возьмем тепленьким! Без шума и пыли. Ей в ответ раздался нечеловеческий рев, от которого задрожали рамы в окнах на третьем этаже. – Во! Слышишь! – Чесноков как раз оправдывался перед супругой, почему пришел домой с полупустым ведром, шишкой на затылке и оторванным от шорт карманом. – Бабы-маньяки! – Артемий! – Чеснокова засучила рукава с таким видом, что тот вытянулся в струнку. – Вызывай милицию! – и, схватив подвернувшуюся под руки табуретку, добавила: – И «Скорую помощь»! – Тусечка, – прохрипел насмерть перепуганный супруг, – прошу тебя, без смертоубийств… Жена Чеснокова выскочила во двор, как ошпаренная кошка, и пару раз с табуретом прогулялась вдоль подъездов дома. Маньячек видно не было. Зато было слышно. Со стороны детской площадки доносились бередящие душу завывания. Чеснокова тихо подкралась к лавке и занесла над головой карающий табурет, как вдруг лицо одной из девиц показалось ей очень даже знакомым. – Сонька! Ты? – Я, тетя Туся, – прорыдало существо, очень похожее на девушку из соседнего подъезда. – Что ты тут делаешь? – Рука Чесноковой вместе с табуретом опустилась. |
