|
«Козел, — сказал Жерар, — козел, чего ты заорал, козел, они ж нас убить могли!!!» «Че орешь, козел? — рявкнул Вальди, что я сделал тебе?» «Да ты же, шизнулся? — засипел Жерар, и его крошечное личико перекосилось в гримасе ненависти, которой его детский язык не умел выразить словами, — ты чего заорал «Вперед», козел, а?» «Вперед?» — спросил Вальди, постепенно понимая и чувствуя, как его бросает в жар на морозе. «Вперед, назад, козел! — прошипел Жерар, — поползли вперед, по-быстрому, псих ненормальный!» Они ползли сначала на четвереньках, потом потихоньку выпрямились и стали продвигаться трусцой, и у Вальди все время было странное чувство, что это не проиcходит с ним на самом деле, а только кажется, как в полусне. Вдруг он почувствовал мучительную потребность проверить, что же с ним проиcходит. «Стой», — вдруг сказал он. Жерар, перелезавший впереди через поваленный ствол, повернул к нему испачканное и разгоряченное лицо. «Я король Вальдении» — сказал Вальди, не очень-то понимая, зачем. Жерар посмотрел на него, отвернулся, слез с преграды, на которой сидел верхом, и стал пробираться дальше, встревоженный и неудовлетворенный. Внезапно Жерар остановился, подождал, пока Вальди пробрался сквозь кусты и стал, пыхтя, около него, и стал стягивать с себя полушубок. «Снимай свой, — сказал он Вальди, — махаемся». «Ты че, сдурел?» — возмутился Вальди. Жерар cхватил его за воротник и попытался стащить полушубок силой. «Да ты че, одурел?!» — забыв обо всем, заорал Вальди. «Давай сюда, козел, ты сбежишь еще со страху, а письмо у тебя, понял? Давай сюда!!» — завопил в ответ Жерар. Вальди от ярости забыл и о Вальдении, и об осторожности, и обо всем остальном, и бросился вперед, на обидчика, загребая обеими руками, но Жерар смотрел не на него, Жерар смотрел вверх, мимо его левого плеча, и Вальди успел этому удивиться за миг до того, как какая-то враждебная сила крепко взяла его тело в тиски и подняла в воздух, дохнув в затылок дымом и пивным перегаром.
В эту ночь Вальди понял очень многое. Наверное, он понял совсем не то, что ему казалось, а что-то гораздо более глубокое и тяжкое, но это понимание было еще спрятано от него самого. Он не спал — болела нижняя губа, офицер во время допроса ударил его по лицу, не во время даже, а первым делом, как только Вальди ввели, этот офицер быстро подошел и ударил его наотмашь по лицу, губа приобрела металлический вкус. Ничего другого Вальди и не понял, и не запомнил — он был далеко, он осознавал вещи, большие, чем эта комната, и чем мама, и губа, и письмо, которое ему читали вслух — то письмо, которое он нес на себе, он даже не спросил себя, как они его все-таки нашли. Он не слышал того, что у него спрашивали, и не слышал, как на него топали ногами, и не слышал о том, что его расстреляют завтра утром. Он соображал, лихорадочно и поспешно, и за час допроса в Валдении прошел год. Он выяснил, что против него замышляли заговор, и расстрелял 100 заговорщиков на Мармеладной площади, в Фисташковом фонтане. Он обнес кисельные берега колючей проволокой и стал выдавать пайки всем жителям Валдении. Мая исчезла из Валдении. Когда в 4 часа утра подошедший отряд армии занял лесной штаб оккупантов, расстрелял штабистов и привез их, его и Жерара, обратно в освобожденный город — Вальди не знал об этом: 300 человек строили посреди Валдена шоколадный завод, и он надзирал за ними. Когда мама, плача, схватила Вальди в охапку и прижимала к покрытому инеем воротнику старой шубки, Вальди тоже плакал от счастья: он придумал шапку-невидимку и был теперь в безопасности.
Реставратор
Картошка была мелкая, сероватого оттенка, вся в каких-то буграх и впадинах, но другой не бывало, и он не имел претензий. |
