Изменить размер шрифта - +

- Однако, - пробормотал Келюс, невольно копируя интонацию покойного барона, - он
что это, бином, на суахили?
Келюс и Тургул, выйдя из кухни, направились на голос. Фрол и Виктор Ухтомский
расположились в библиотеке, обложившись десятком томов Брокгауза и Эфрона и еще
не менее чем дюжиной книг разного размера и возраста, как раскрытых, так и
закрытых. Впрочем, в данный момент книги их не интересовали. Поручик замер,
утонув в глубоком кресле, а Фрол, сидя на диване и закрыв глаза, медленно
произносил, строчку за строчкой, что-то совершенно непонятное, может быть
действительно на суахили. Услыхав шаги, он немедленно умолк, открыл глаза и
немного виновато огляделся.
- Извини, воин Фроат, - Келюс оглядел комнату и покачал головой, - ты, я вижу,
бином, рецитировал...
- Не, мы не ругались, - опроверг его предположение Фрол. - Это я стихи читал.
- А-а, - сообразил наконец Келюс. - Чьи - Сулеймана Дхарского?
- Народные, - пояснил Фроат. - Это "Ранхай-гэгхэн цорху". В общем, елы, "Сказка
о Ранхае".
- Песнь, Фрол, - подсказал Ухтомский. - Или эпос.
- Да, наверное. Тут, в общем, как бы это... Слушай, Виктор, ты все-таки, елы, с
образованием, расскажи сам.
- Обижаете, Фрол, - усмехнулся Виктор. - Это у вас восемь классов школы и
техникум, а у меня, извините, семь лет гимназии и три - окопов. Вы уж начинайте,
а я потом.
- Ну ладно, - сдался дхар, - ты, Француз, думаешь, чего это я на Виктора сегодня
вроде как озлился?
- Ну ясно, бином. За гэбэшника принял.
- Принял, елы. Тут озлишься, в карету его! Барона нашего под какой-то цирк
хоронят, проститься, елы, по-человечески и то не дали, а тут нате, мало им! Но,
понимаешь, Француз, я Виктора увидел и... как бы это, елы... почуял, что он
наш... Ну это, поле наше...
- Дхарское? - сообразил Келюс.
- Ну да. Я-то дхара сразу узнаю. Пусть там и крови, елы, наперсток только...
- Помилуйте, господин Соломатин! - не сдержал недоумения Тургул. Виктор русский
князь!
- Я тоже русский, господин-товарищ генерал Тургул. У меня, елы, и в паспорте
написано: Соломатин Фрол Афанасьевич. И печать. Но дхара-то я всегда узнаю.
- Ну так что? - не понял Келюс. - Ну если даже дхар-гэбэшник - мало ли?
- Да нельзя нам! - возмутился Фрол. - Нельзя в гэбэшники! При царе, елы, в
жандармы не шли, ну а сейчас - в эти самые... Нас ведь все время то сажали, то
переселяли. И мы решили: никто в гэбэшники не пойдет. Железный закон, елы. Ну и
думаю: вот, елы, повезло. Сейчас меня свой же дхар вязать будет. Вот, в карету
его, счастье напоследок...
- Да, - согласился Ухтомский, - пару лет назад и нам мысль, что русский может
стрелять в русского, казалась дикой. А сейчас свыклись, и, как я понимаю,
надолго... Ну вот, Фрол был настолько любезен, что подробно рассказал мне о
дхарах. Знаете, господин генерал, похоже, архивы имеют обыкновение прятать не
только господа краснопузые. Стал я вспоминать, кто это в моей родне мог быть из
этих самых дхаров. Ну, татары, черемиса, немцы, шведы, эстляндцы, поляки - это
понятно... Я даже древо наше нацарапал, - он кивнул на украшенный хитрыми
узорами листок бумаги, причудливо прилепившийся в углу дивана. - Кто угодно
есть, даже мексиканцы... Был грех у тетушки... А дхаров нет. Даже обидно...
- Действительно, обидно, - невозмутимо согласился Тургул, непонятно, всерьез или
в шутку.
- И тут меня - как "чемоданом" по макушке! Родоначальник-то наш!
Виктор передохнул секунду, несколько раз затянулся сигаретой и продолжил: - Ну,
официальную, так сказать, версию вашего происхождения, вы, может быть, слыхали.
Выехал, дескать, предок из Орды людно, конно и оружно, ну и прочее.
Быстрый переход