|
Поляки рассказывали девчатам о своем житье-бытье, жаловались на скуку, на то, что сильно устают на аэродроме. Чего не переделаешь за день — то бомбы выгружаешь, то подвешиваешь их к самолетам, то заправляешь «хейнкели» бензином, маслом, водой. А то загонят на целый день в ангар — латать дюралевые фюзеляжи… Парни, оказывается, могли плотничать и слесарничать, и кирпич класть да и крестьянскую работу знали.
— А на аэродром пригнали нас силком. Эх, кабы не было этой пшеклентой… проклятой войны!… Улучив удобную минуту, Люся шепнула подруге: — Ты обрабатывай Яна Большого — он вроде главный у них, а я займусь длинным… Из зашторенных окон дома в Первомайском переулке доносились звуки музыки. Играл патефон: Старший полицейский Поваров подошел к окну, завешанному маскировочной шторой из синей бумаги. Из узкой щели пробивался желтый свет керосиновой лампы. В комнате было накурено. Стройная Паша Бакутина танцевала с широкоплечим темноволосым парнем в форме люфтваффе. Старший полицейский громко постучал в крестовину оконной рамы. — Прошу соблюдать светомаскировку! — сказал он, отходя от окна. Было уже поздно, когда девушки собрались домой. Полицейский час давно миновал. — Как бы не забрали нас на улице, — сказала Люся с тревогой. — Темнота, патрули ходят, а у нас пропусков нет. — Мы проводим вас, — успокоил ее Ян Большой. — С нами ничего не бойтесь. Мы ночной пароль знаем. — Разрешите и мне проводить паненок, пан капрал, — вызвался, улыбаясь, Ян Маленький, влезая в куцую немецкую шинель. Вчетвером они вышли на улицу. В темноте слышался прерывистый гул «юнкерсов», пронзительный свист «мессершмиттов». От рокота моторов на аэродроме, казалось, моргали, дрожали майские звезды. — Добра ноц! — неохотно попрощались у калитки поляки. — До зобаченья ютро вечером! …Назавтра Аня Морозова, выслушав подруг, сказала: — Замечательно, девушки! И все же главная задача еще не решена. Надо узнать номера частей… А что, если сделать так… Люся, останься!
Глава третья. ЗА НАШУ И ВАШУ СВОБОДУ!
«МОЛОДЫЕ ДЕВУШКИ НЕМЦАМ УЛЫБАЮТСЯ…»
Рано утром следующего дня, когда солнце осветило на аэродроме высокую вышку управления полетами, четверо приятелей высыпали во двор. Стефан сливал воду на руки Яну Большому, Вацек — Яну Маленькому. Колодезную воду черпали из ведра сплюснутыми немецкими походными котелками. — «Уланы, уланы, красивые ребята…» — напевал Ян Большой. — Надо, братцы, купить зубную пасту. Живем, как дикари… — Однако некий бравый красавец улан, — заметил Ян Маленький, — на прошлой неделе отказался идти в баню. — Не было смысла. Все равно на работе вывозишься. — А что изменилось? — зевая, спросил Стефан. — Разве фюрер дал нам отпуск? — Дурак! — заметил Вацек. — Компания девушек облагораживает даже уланов! — Тихо! Во-первых, мальчики, мы обещали девочкам бал… Странное дело — все русские избегают нас, как прокаженных, а эти… — И эти избегали раньше… — Вот-вот! А теперь… Теперь вдруг они почему-то заинтересовались нами. — А я ими, — сказал Ян Маленький. — Надо постараться выяснить, чего они от нас хотят! — Что же нам нужно для бала, капрал? — деловито спросил Вацек. — Покажем широкую польскую натуру. Прежде всего оставим весь хлеб, а также ужин на вечер. Это вклад Геринга. Мы же сложимся и одолжим в роте денег до получки. |
