Об этом извещал Некрасов и официального редактора журнала Никитенко в письме от 22 января 1848 года (Собр. соч., т. V, стр. 113).
Обстоятельством, задержавшим статью, была тяжелая болезнь Белинского. Вторую статью он уже не мог писать сам и продиктовал ее жене (письмо к П. В. Анненкову от 15 февраля 1848 г.).
«Взгляд на русскую литературу 1847 года» является последним годовым обзором русской литературы и по существу итоговой работой Белинского.
Белинский подчеркнул, что русская литература началась не только победными одами Ломоносова, но и «натурализмом», сатирой Кантемира. В эту широкую историческую перспективу Белинский и вводит натуральную школу, справедливо рассматривая ее как результат развития всей русской литературы. Этим наносился удар реакционной критике Булгариных и Шевыревых, утверждавших, что натуральная школа явление эфемерное и беспочвенное. Незадолго до статьи Белинского Юрий Самарин, настаивая на двойной подражательности натуральной школы (Гоголю и новейшей французской литературе), писал, что она «лишена всякой самостоятельности и также далека от действительности, как и покойный романтизм. Ее влияние безвредно, потому что ничтожно. Не поддержанная ни одним сильным талантом, она должна исчезнуть так же скоро и случайно, как она возникла, как составлялись и исчезали на нашей памяти многие литературные кружки» («Москвитянин», 1847, ч. 2, стр. 206).
Однако пророчество славянофилов не сбылось. С глубоким удовлетворением Белинский пишет в своей статье, что «натуральная школа стоит теперь на первом плане русской литературы» и что «романы и повести ее читаются публикою с особенным интересом».
Настоящий обзор чрезвычайно важен еще и тем, что Белинский дал в нем анализ лучших произведений натуральной школы – романов «Кто виноват?» Герцена, «Обыкновенная история» Гончарова, повести «Антон Горемыка» Григоровича, «Записок охотника» Тургенева и др.
Выступая против «чистого искусства», Белинский решительно утверждает право за искусством изображать «низкую» природу и жизнь народа. Издеваясь над аристократами, которые не любят «встречаться даже в книгах с людьми низших классов», Белинский выступает защитником человеческих прав крепостного мужика. «Что за охота наводнять литературу мужиками?» – восклицают аристократы известного разряда?». Белинский отвечает: «А разве мужик – не человек? – но что может быть интересного в грубом, необразованном человеке? – Как что? – его душа, ум, сердце, страсти, склонности, – словом, все то же, что и в образованном человеке?»
Анализируя романы «Кто виноват?» и «Обыкновенную историю», Белинский подвергает критике весь крепостнический уклад. Белинский отмечает непоследовательность Герцена в изображении Бельтова, которого автор под конец романа идеализировал. По мысли критика необходимо было показать, что натура Бельтова испорчена не только воспитанием, но и богатством, которое приучает праздно жить на свете и скучать от бездействия.
«Романтизм» и непрактичность Адуева-младшего («Обыкновенная история») ставятся Белинским в прямую связь с тем исторически-закономерным явлением, когда дворянство сходит со сцены как прогрессивная сила. Судьей этого уходящего класса выступает не кто иной, как разночинец Белинский.
В этой статье наиболее ярко раскрывалась перспектива последующего развития русской демократической критики 60-х годов. Здесь Белинский выступает в качестве прямого предшественника Чернышевского и Добролюбова.
|