Я был в самой сердцевине торговли мехами. Этот бизнес занимал несколько кварталов, созерцание которых было бы сущим кошмаром для человека, по-настоящему озабоченного проблемами экологии. Несколько сотен маленьких лавочек находилось на одном пятачке. Здесь продавали кожу и шкурки, шили пальто, куртки, сумки и украшения. Здесь были предприятия, продающие товар оптом, и мелкие лавочки, торгующие в розницу. Было и что-то среднее между тем и другим. Здесь укорачивали, перешивали, укрепляли, пришивали пуговицы и бантики. Но мне все это было не нужно, я искал конкретное место. Оно было в конце авеню, где она пересекалась с Двадцать девятой улицей. Там целый третий этаж четырехэтажного здания с чердаком занимал Арвин Танненбаум.

На первом этаже располагалась кофейная, закрытая в субботу и воскресенье. Справа была дверь, ведущая в маленький коридор, который заканчивался лифтом и пожарной лестницей. Дверь была заперта, но замок не показался мне непреодолимым препятствием.

К сожалению, я не мог сказать того же о псе, который находился у двери. Это был доберман-пинчер, рожденный убивать и специально этому обученный. Он ходил по коридору, как леопард в клетке. Когда я подошел к двери, он прервал свое занятие и сосредоточил на мне все свое внимание. Снедаемый любопытством, что он намерен предпринять дальше, я взялся было за ручку двери, а он тут же пригнулся, приготовившись к прыжку. Я отдернул руку, но это не очень-то его успокоило.

Жаль, что Каролин не было со мной. Она могла бы вымыть этого ублюдка. Заодно заняться его когтями, немного подпилить зубы. Я же с собаками-охранниками не в особом ладу. Единственный способ справиться с этим сукиным сыном, к которому я мог бы прибегнуть, состоял в том, чтобы смазать свою руку ядом и позволить ему после этого себя укусить. Решив действовать по-другому, я вместо этого улыбнулся ему на прощание, а он в ответ глухо зарычал.

Я подумал, что надо попробовать попасть в кофейную. Это было проще сказать, чем сделать: на дверях были стальные решетки, как в «Барнегатских книгах». Но это было для меня более привычно, чем иметь дело с диким зверем. На решетках был висячий замок, с которым я без труда справился, а на дверях – цилиндрический замок, который я также открыл. Сигнала тревоги не последовало. Перед тем как закрыть дверь, я затворил решетки. Любой, кто подошел бы поближе, конечно, увидел бы, что дело неладно, но издали все выглядело вполне прилично.

В кофейной сбоку была дверь, которая вела к лифту, но, к сожалению, одновременно она вела и к псу, что делало ее бесполезной для меня. Я вернулся назад через кухню и открыл заднюю дверь, ведущую в маленькую душную вентиляционную шахту. Стоя на мусорном баке, я с трудом уцепился за последнюю ступеньку пожарной лестницы, подтянулся и полез наверх.

Я карабкался бы до третьего этажа, если бы не заметил открытое окно на втором этаже. Невозможно было не поддаться искушению. Я влез в него, прошел через лабиринт, заваленный шкурками животных, поднялся по лестнице и оказался во владениях Арвина Танненбаума и его сыновей.

Не более чем через несколько минут я ушел тем же путем, каким пришел: спустился на второй этаж, прошел через завалы дубленых шкурок, вылез на пожарную лестницу и плавно спрыгнул на землю со своего плацдарма на мусорном баке. На некоторое время я задержался в кухне кофейной, чтобы попробовать «Хостис твинки». Не скажу, что это было как раз то, чего бы мне сейчас хотелось, но я был голоден, и это было лучше, чем ничего.

Мне не нужно было заботиться о дверном замке, поскольку он срабатывал автоматически от пружины. А вот наружные решетки за дверью я закрыл и запер висячий замок.

Прежде чем вернуться в «понтиак», я сходил попрощаться с псом. Я помахал ему, а он одарил меня сердитым взглядом. Судя по этому взгляду, – я мог бы поклясться в этом – он знал, что именно я собираюсь сделать.