— Купил ей все сокровища мира, — продолжал Крейг. — Поверил ей на слово, что это — прекрасное вложение денег. Деньги для меня не фетиш, Берни, не такой у меня характер. А она мне возьми и подкинь эту вздорную идейку насчет камешков. У меня ведь бывают наличные, которые я не вношу в декларацию, акции на них все равно не купишь, надо их куда-то вложить и спрятать от налоговой инспекции. К тому же, поверь мне, на сделках с драгоценностями можно и впрямь хорошо заработать, если в этом разбираешься.

— Угу.

— Так вот, мы с ней развелись, и все ценности остались у нее. А я даже не могу привлечь эту суку к суду, потому что налоговая инспекция тотчас заинтересуется, откуда взялись наличные на покупку драгоценностей. Я не бедствую, Берни, я хорошо зарабатываю. Но как подумаешь, что у чертовой суки одних камешков да золота на двести тысяч баксов, дом — полная чаша, квартира в Греймерси-Парке с ключом от этого хренового парка, а у меня только личные вещи да зубоврачебный инструментарий, и, к тому же, я ежемесячно обязан платить ей хорошие алименты. И буду платить, пока она не умрет или не выйдет замуж. Мне лично очень хочется, чтобы она загнулась еще вчера. Но она здорова, и умишка у нее хватит, чтоб не выходить второй раз замуж, так что если она не сопьется и не дотрахается до смерти, я у нее на крючке до скончания века.

Я сам не разводился, потому что не был женат, но у меня создалось такое впечатление, что все вокруг или уже в разводе, или разъехались, или подумывают о том, чтобы расстаться. Порой, когда они ворчат по поводу алиментов, денег на содержание детей, я чувствую себя лишним в их компании. Но, в общем-то, я благодарен судьбе.

— Тебе ее обчистить — раз плюнуть, — уговаривал меня Крейг.

Потом он принялся объяснять, как мне действовать, когда ее обычно не бывает дома, и прочее. Он вдавался в подробности, которые можно было смело опустить, а я отделывался «угу», когда Крейг переводил дух или задумывался, что бы еще сотворить с моим коренным зубом. Прочистив дупло бормашиной, он велел мне прополоскать рот и принялся готовить пломбу. На протяжении всего процесса он продолжал талдычить о том, какая это легкая добыча и какую выгоду принесет мне, а больше всего про то, какая сука Кристал и как она дошла до жизни такой. Думаю, это делалось с умыслом. Крейг, очевидно, решил, что мне проще обокрасть скверного человека, чем хорошего. По правде говоря, я не вижу в этом никакой разницы, я бы скорее предпочел обокрасть жертву, о которой ровным счетом ничего не знаю. Дело двигается гораздо лучше, когда не связано с личными взаимоотношениями.

А Крейг Шелдрейк, Лучший Зубной Врач в мире, разглагольствуя, завершал длительный процесс пломбирования моего зуба. Наконец он закончил и речь, и работу, убрал мистера Слюноглота, промокшую вату. Я со своей стороны прополоскал рот, отплевался и снова широко открыл рот, чтобы великий человек насладился результатом своего труда. Потом я выпрямился в кресле и принялся с любопытством ощупывать кончиком языка восстановленный из руин зуб, а он, стоя возле меня, потирал руки и готовился задать решающий вопрос.

— Ну как, Берни, сговорились?

— Нет, — ответил я. — Ни в коем случае! Об этом не может быть и речи.

Люблю, понимаете, сам находить себе работу. Многие воры-взломщики предпочитают работать по наводке, и ничего нет проще, чем эту наводку получить. Главные наводчики — скупщики краденого. Они часто сами приходят к вору — не только с предложением, но и с полезной информацией, — все растолкуют, все объяснят. Любители легкой жизни обожают наводку.

Потому-то тюрьмы и забиты этими любителями.

Разве залезешь в душу наводчика? Скупщики краденого — любопытные людишки, по преимуществу угодливые и ненадежные.