Ударившись о стену, он глухо застонал и тяжело сполз на пол. Кэтрин с быстротой молнии ринулась между двоими мужчинами, которые мерили друг друга пылающими ненавистью взглядами, точь-в-точь как два призовых быка из агвиларовского стада.
– Прекратите немедленно! – закричала она. – Вам обоим должно быть стыдно! – И, вдруг заметив кровь, сочившуюся из рассеченной губы Хосе, бросилась к нему: – Вам больно? Вы ранены?
– Со мной все в порядке, – угрюмо буркнул тот. – Сезару не следовало распускать руки в присутствии леди.
– Странно. А мне почему-то кажется, в тот момент вы меньше всего считали меня леди, – со слабой улыбкой заметила Кэтрин и краем глаза покосилась в сторону Сезара. Интересно, многое ли он успел услышать, пока стоял в патио? Лицо его было непроницаемым. – Я отправляюсь в постель, – заявила она, – но прежде, чем я уйду, можете вы мне оба пообещать, что больше не будет никаких драк?
Хосе коротко поклонился:
– Приношу мои глубочайшие извинения, Каталина, за то, что не смог сдержаться и вести себя так, как положено истинному кабальеро, но, надо признаться, вы меня разочаровали. А если вспомнить о том горе, которое причинила всем нам болезнь дедушки... – Он пожал плечами. – Доброй ночи, Сезар! Каталина, я вас провожу. – И он учтиво распахнул перед нею дверь.
Глава 8
На самом верху лестницы Кэтрин остановилась. От слабости у нее дрожали ноги. На душе было тяжело. Почему-то, когда она готовилась к разговору с Хосе, ей представлялось, что он примет сообщение о разрыве их помолвки с присущим ему спокойным достоинством, совсем забыв, что он испанец, человек, в жилах которого течет горячая кровь. И еще вовсе не чувствовала никакой благодарности к Сезару за его вмешательство. Эти двое словно облили ее грязью. А больше всего ей не хотелось теперь оставаться с ними под одной крышей.
Какой-то едва различимый звук, донесшийся снизу, заставил ее обернуться. Монашенка – сиделка из ордена сестер милосердия – поднималась по лестнице. Она шла в комнату дона Сальвадора на смену сестре Терезе, которая уже вышла ей навстречу. Женщины обменялись негромкими приветствиями. Дождавшись, когда незнакомая монахиня скроется в дверях, девушка поспешно подошла к той, что собиралась уйти.
– Сестра Тереза, – обратилась она по-испански, – могу ли я побыть сегодня в монастыре? Я нуждаюсь в убежище.
Монахиня ошеломленно посмотрела на нее:
– Уже поздно, сеньорита, а наш монастырь, увы, находится в квартале, пользующемся дурной репутацией. – Однако она умела распознавать горе, и от нее не укрылись измученное лицо и грустные глаза Кэтрин, которая, безусловно, была несчастна и нуждалась в утешении. – Ладно, пойдемте со мной, дитя мое, – приветливо сказала сестра Тереза и терпеливо подождала, пока девушка, заскочив в свою комнату, собрала с собой кое-какие вещи.
Просто, почти бедно обставленная комната в монастыре, куда сестра Тереза привела Кэтрин, показалась ей до странности знакомой. И мать настоятельница тоже оказалась очень похожей на достопочтенную матушку из ее бывшей обители.
– Вы католичка? – с сомнением спросила она стоявшую перед ней в почтительной позе девушку.
– Пока нет, – ответила эта, подумав про себя, что это не так уж важно – в конце концов, все они агнцы Божьи.
За свою долгую жизнь матушка настоятельница успела повидать немало девушек, страдающих от любовного недуга. Множество их приходило в монастырь и припадало к ее ногам, уверяя, что хотят навечно остаться тут. Но обычно им достаточно было пробыть в этих стенах несколько дней, как желание тут же пропадало. Большинство возвращались к родным, в шумный, суетный мир, находили другую любовь и, конечно, не забывали послать монастырю щедрый дар за гостеприимство. |