Ты была прекрасна.
– Это все платье. Такая магия.
– А… – Он начал расстегивать пуговицы, но остановился.
– А мы можем… Мама не велела нам раздеваться, когда мы наедине.
– Так это потому, что мы были обручены, а теперь другое дело. Теперь мы женаты, – весело ответила она, решая между тем для себя важный вопрос: можно ли показать ему сейчас свои трусики. И что‑то внутри подсказало: не только можно, но и нужно! Теперь или никогда, ведь завтра он уже увидит трусики Нады. Если у ее трусиков есть хоть ничтожный шанс, его следует использовать сейчас.
Собравшись с духом, она стянула через голову платье, оставшись в прекрасном розовом нижнем белье, и повернулась, лелея надежду, что на Дольфа это произведет впечатление.
Но на него, похоже, снова напал давешний ступор.
Бедняга, как был в кальсонах, замер с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью.
Электра подошла к нему с твердым намерением вернуть к действительности: если уж он достался ей на одну ночь, так пусть хоть эту ночь пробудет с ней, а не невесть где.
– Давай, раздевайся, Дольф, – сказала она. – Все в порядке, мы ведь женаты.
– Тр.., тр.., тр… – только и выдавил он.
– Ага, трусики, – согласилась Электра. – Понимаю, что ты предпочел бы увидеть другие, но, может быть, это поможет тебе подготовиться к завтрашней ночи.
Но Дольф стоял в оцепенении, уставившись на нее.
– Ну уж нет! – воскликнула Электра. – Если ты затеял всю брачную ночь простоять столбом, то это уж слишком!
Схватив подушку, она запустила ею ему в голову, что произвело желаемый эффект. Дольф встрепенулся, и в свою очередь взялся за подушку. И пошло‑поехало: спустя мгновение в шатре разгорелась самая жаркая битва на подушках, какую только можно было вообразить. В замке Ругна Электра не раз устраивала подобные бои с Айви и Надой, но там нельзя было развернуться в полную силу: непременно кто‑нибудь да услышит. А вот сейчас никого опасаться не приходилось. Какой восторг!
Дольф, определенно, стал самим собой: именно таким, каким она его полюбила. На определенным этапе битвы они стали вырывать подушки друг у друга, в результате чего сцепились, повалились, перекатываясь, на перину, и когда Дольф, прижав Электру к постели, вознамерился нанести ей победный удар по макушке, она предприняла коварный маневр. Совершенно неожиданно поцеловала его в губы.
Девушка была готова к тому, что он плюнет и побежит прополоскать рот, однако реакция паренька оказалась еще более неожиданной. Он опять впал в ступор.
– Прости, Дольф! – воскликнула она. – Лучше бы ты съездил меня подушкой! Очнись!
– По.., це.., це… – пролепетал он.
– Послушай, конечно, я не Нада, и ты получил не тот поцелуй, какой бы хотел, но одну‑единственную ночь ты мог бы и потерпеть.
Обняв Электру за плечи, Дольф приблизил ее лицо к своему и, хоть и с придыханием, но вполне внятно, сказал:
– Я никогда раньше с тобой не целовался. Ты не могла бы.., еще разок?
– Тебе что, понравилось? – переспросила она, не веря своим ушам. – Ой, да я могу не только разок, а…
Она поцеловала его раз десять, и получила столько же поцелуев в ответ. Электра вознамерилась целоваться до тех пор, пока обоим не надоест, а ему все не надоедало и не надоедало.
– Ох, Лектра! – выдохнул Дольф в перерыве между поцелуями. – Я и не подозревал, что с тобой такое возможно.
– Ты хочешь сказать, что со мной приятно обниматься и целоваться? – спросила Электра, опасаясь, что с ее стороны это чрезмерная самонадеянность.
– Еще как! – с энтузиазмом воскликнул Дольф и тут же подкрепил свои слова действием. |