|
Он не глядел на раздраженного, взволнованного Симака. — Уважаемый Петр Михайлович ссылается на свой двадцатитрехлетний шахтерский стаж и особое понимание шахтерской психологии. Я бы не позволил себе касаться этого, если бы товарищ Симак сказал это случайно. Но я уже третий раз слышу об этом удивительном стаже. Лично я считаю за собой девяносто три года подземной работы — сорок два года моего деда, Войцеха Мациевича, сгоревшего при подземном пожаре на одной из шахт Домбровского бассейна, тридцать семь лег — отца, Ивана Войцеховича, шесть раз попадавшего в обвалы, взрывы и пожары, ныне орденоносца и заслуженного пенсионера на Урале. И, наконец, мой собственный стаж — четырнадцать лет. Правда, я не попадал ни в пожары, ни в обвалы — на тех шахтах, где я работал и которыми руководил, подобных безобразий не происходило, чем, кстати, я только горжусь. Думаю, что соображения представителя трех поколений шахтеров также имеют некоторый вес, хоть собственный мой стаж несколько и уступает стажу товарища Симака.
Это было сказано зло и беспощадно. И без того возбужденный Симак стал багровым, он порывался прервать Мациевича. Озеров останавливал его предостерегающим и укоризненным взглядом. Мациевич не торопился, он наносил удар за ударом. Так сражаются только с личным врагом, даже Маша видела это ясно. Маша сочувственно поглядела на Симака, ей было жалко этого живого и, как она знала, отзывчивого человека, которого так безжалостно разносили. — Теперь о самом важном — о страхах наших шахтеров, — продолжал главный инженер, — Отсутствие страха и вообще хорошее настроение шахтера товарищ Симак склонен считать чуть ли не важнейшей производительной силой. Но оно, это так называемое хорошее настроение, вещь неконтролируемая: у разных людей оно зависит от тысячи разных причин — здоров ли, не поссорился ли с тещей, вкусным ли завтраком накормила жена, любит ли подруга, понравилось ли вчерашнее кино и прочее и тому подобное. Может быть, товарищ Симак научит нас, как учитывать все эти факторы и, главное, как воздействовать на них? То же и о страхах. Мало ли кому что может померещиться! Люди бывают трусливые — эти всего боятся, везде находят повод для нежелания работать. — Мациевич быстро и гневно взглянул на Симака, голос его, однако, не потерял спокойствия. — И еще бывают другие люди — смелые, просто здравые. Мы, руководители, составляем наши производственные программы одинаково для всех людей — трусливых и смелых, глупых и умных. Субъективные различия не могут быть учтены в наших планах. Я ставлю вопрос так: все ли объективные факторы мы использовали для обеспечения безопасности подземных рабочих? И отвечаю на него: да, все. И утверждаю это не как Мациевич, такой же человек, как и другие люди, а со всей ответственностью, как главный инженер шахты, более всех обязанный заботиться о безопасности шахтеров. Все это может- быть подтверждено мнением главного энергетика, руководителей участков, маркшейдера… Он властно указывал рукой на Семенюка, Синева и Камушкина. Семенюк заворочался на диване и простонал: — Каждый день про одно, как не надоест! Тысячу раз уже говорили — никаких поводов для опасений, все организовано, что требуется… И откуда только эти глупые слухи? Ну и пусть газ прорвется в верхние горизонты, что из того, Петр Михайлович? Появление метана еще не катастрофа, три четверти шахт Советского Союза работают на газовом режиме. Ты, что ли, этого не знаешь? Синев, покосившись на Симака, пробормотал что-то невнятное, он, похоже, не хотел вступать в спор. Камушкин засмеялся и стукнул ладонью по дивану. — За своих ребят я ручаюсь, — объявил он уверенно. — Одного боятся — как бы бухгалтера не ужали при расчете, тут приходится крутые меры принимать. Нормы выработки тоже не очень правильные. А насчет взрыва — даже близко такая мысль не бродит. |
