Словом, женщина продолжала свой рассказ, а Гордеев уже примерно представлял себе печальный финал, из-за которого она, собственно, и появилась в его кабинете юридической консультации номер десять, что в десяти минутах спокойной ходьбы от метро «Таганская»…

Перешли к частностям. Этого парня пикантная дамочка называла «мой мальчик», из чего Юрий Петрович и сделал вывод о его возрасте. На самом деле «мальчику» было уже за сорок. Смешно, но бывает: маленький, удобный, под рукой. Но в любом случае «мальчику» уже пора было научиться соображать, чего он, надо понимать, так и не сделал. А кто же тогда она ему? Возраст ее — где-то около сорока, значит, явно не мать, даже если бы назвала себя приемной. Жена? Любовница? Просто знакомая?

Женщина оказалась сообразительней, чем Гордеев думал. И на не заданный ей еще вопрос ответила сама: они с Егором — это с «сидельцем» — давние и близкие друзья. Она подумала, будто прикидывая подлинный смысл слова «близкие», и добавила:

— Были достаточно близкие. До определенного времени. Затем у нас произошло взаимное охлаждение, которое обернулось новой, скажем так, исключительно духовной близостью в те дни, когда с ним случилось это.

— Под «этим» надо понимать его санкционированный переезд в Бутырки? — прохладным тоном осведомился Гордеев.

Это был момент его беседы с посетительницей, когда он сам еще не пришел ни к какому выводу и склонялся больше к тому, чтобы вежливо выслушать даму и найти веские аргументы для отказа. На худой конец, можно ее «перекинуть» кому-нибудь из коллег, у кого совсем нет работы. Да хоть бы и Вадьке Райскому — этот вмиг учует, где денежкой пахнет.

Некоторая неловкость заключалась лишь в том, что эту занятную даму направил именно к нему, Юрию Петровичу, заведующий юридической консультацией, сам «великий и ужасный» сэр Генри, то бишь Генрих Афанасьевич Розанов. Но даже это обстоятельство еще ни о чем не говорило. Тот мог просто из озорства, присущего старому ловеласу и тонкому знатоку человеческих душ, кинуть Юрочке мелкую «подлянку», зная, что он неравнодушен к загадочным и красивым женщинам. «Ах, она вам нравится, коллега? Вы не остыли еще к женским прелестям? Ну так нате, кушайте себе на здоровье!»

Интересно, а где сейчас Вадим? Может, и ему бы послушать?

— Нет, — категорическим тоном произнесла дама.

— Что, простите? — не сразу врубился занятый своими мыслями адвокат.

— Вы спросили про тюрьму, — сухо и неожиданно отчужденно объяснила она, отчего ее лицо приобрело новую прелесть. — Я ответила: нет. Но вы меня не слушаете?

— Напротив. И очень внимательно. Прошу меня извинить, мадам…

— Вы уже забыли, как меня зовут? — искренно удивилась она. И вместе с обворожительной улыбкой на ее щеках обозначились совершенно обаятельные ямочки. — Но Генрих Афанасьевич представил меня вам. Разве не так?

— Я был настолько поражен вашим совершенством, что думал в тот момент совершенно о другом, — многозначительно улыбнулся Юрий Петрович.

Вот такое «коленце» рискнул выкинуть Гордеев. И после этого дама, по его мнению, должна была либо встать и гордо покинуть помещение, либо… Либо остаться, но, возможно, в некоем новом уже для себя качестве.

— О чем же, если не секрет? — Она улыбалась, чувствуя силу своих чар.