А это плюс 780 рабочих часов в год — целый дополнительный месяц. А если у меня есть на месяц больше, чем у других, они меня никогда не догонят. Если уж им так важны выходные и отпуска, ради бога, пусть отдыхают, восстанавливаются и поддерживают свой жалкий «баланс между работой и личной жизнью», вот только смотреть они будут мне вслед.
Был канун Рождества.
Мы арендовали дом в Аспене, Колорадо. Эти две недели вокруг Рождества были для Джады единственной мотивацией, чтобы пережить остальной год. Она ставила два железных условия: вся семья должна быть вместе все две недели, и проводить их мы должны там, где есть снег. Каждый год мы бывали в разных местах в зависимости от вероятности осадков. Для Джады не было других праздников, событий и поводов важнее и ценнее, чем семейное Рождество. В ее детстве празднования Рождества были «не очень торжественными», мягко говоря. Она хотела нагнать упущенное. (Примечание: Шери провела с нами каждое Рождество за последние двадцать лет. Куинси не наврал.)
Все должны были наряжаться в рождественские наряды, которые выбирала Джада. Пижамы-комбинезоны с тапочками, нелепые свитера, оленьи уши, сани с лошадью, рождественские хоралы — все это было обязательно. В каждой спальне были лампы с черным Санта-Клаусом, а на кухне стоял олень Рудольф, который включался от движения, пугая тебя до смерти, когда ты решил посреди ночи утянуть рождественскую печеньку. И конечно, двенадцатиметровая новогодняя елка, втиснутая в нашу гостиную, словно Шакил О’Нил в «Приус».
Весь год Джада была как Пичес из «Пропавших миллионов» — суперзвезда из гетто — но стоило зазвенеть рождественским колокольчикам, как она превращалась в белую тетеньку средних лет.
В том году Джада решила, что мы всей семьей должны сыграть в «Монополию». Чтоб вы знали, я — мастер «Монополии». Я не шучу. Я не понтуюсь. Я не преувеличиваю. Я изучал эту игру, я работал с профессиональными инструкторами, я даже собирался участвовать в международных турнирах по «Монополии». Когда выпадают кубики, мне даже квадратики считать не надо. Я знаю, что от Стейтс-авеню шесть клеточек до Нью-Йорк-авеню, мне не надо их отсчитывать, я просто беру фишку и двигаю ее. Еще я знаю, что если у тебя много собственности и ты стоишь на клетке «Вперед», тебе ни в коем случае нельзя выкидывать семь на кубике, потому что тогда ты попадешь на клетку «Шанс», а там все время приходится платить налоги. А уж если на Кентукки-авеню выпало девять, придется опять возвращаться в тюрьму и повторять весь путь, не получив свои двести баксов.
Мы все уселись, и игра началась. Я сразу попал в незавидное положение, получив в собственность Набережную и Парк-плейс. Новички думают, что это элитная недвижимость, не понимая, что она влетает в копеечку. Ценность собственности растет, пока ты идешь вокруг всего поля. Набережная и Парк-плейс — самая дорогая собственность в игре, и строиться на них тоже дороже всего. И, поскольку их всего две, ты теряешь 40 % вероятности, что на них попадут другие игроки. Ты инвестируешь в них кучу денег, строительство затягивается. В это время ты постоянно попадаешь на чужую собственность, а мимо твоей все пролетают, и ты ничего не получаешь. Короче, Набережная и Парк-плейс — это собственность для лохов. Из-за нее ты к концу игры остаешься в ужасном положении, молясь, чтобы хоть кто-нибудь тебе что-то заплатил.
И тем вечером я оказался именно в этом жалком положении.
Уиллоу было семь лет — первая монополия установилась у нее в Иллиноисе, это собственность красного цвета. У меня Вирджиния и Стейтс (фиолетовые), Набережная и Парк-плейс, а еще три железные дороги. Но я — банкрот. Джейден боится моего мастерства, поэтому не хочет заключать со мной сделки. Ему девять, и он отказывается от всех моих предложений выкупить у него Сент-Чарлз и завершить мою фиолетовую монополию. |